Хозяйка леса

— Успокойся, мама. Мы далеки друг от друга. Я его люблю, но, может, никогда не скажу, что люблю… Он все видит, все понимает и молчит… Он любит свою жену.

Матвеевна обняла дочь:

— Не мучь себя, Настенька. Отвернись от него. На что надеешься?

Анастасия Васильевна грустно улыбнулась:

— Я себя не спрашиваю, мама: есть надежда или нет…

В своей комнате, прежде чем зажечь свет, Анастасия Васильевна постояла у окна. Темнота сгущалась. Звездочками мелькали редкие огни фонарей в поселке. Самая далекая звезда — на площади. Оттуда — рукой подать — «его» дом. Побежать бы к нему, постучаться, услышать ого голос…

38

Парфенов один тосковал в своей избушке. С Куренковым он поссорился. «Гаврила, помирись с Настасьей Васильевной. Баба она хорошая, правильная». На это Парфенов ответил другу: «Выбирай: или наша дружба, или бабья юбка». Куренков оскорбился и его оскорбил.

«Хоть ты и образованный, Гаврила, а разобраться по совести — круглый дурак». Был мир, покой, друзья. Появилась баба в лесничестве, и все перевернула вверх дном. Сотрудники теперь с ней заодно, во всем у них согласие, а Куренков хочет показать себя с лучшей стороны. Пусть дураки верят в то, что Михайло стал сознательным лесозаготовителем. На его участке не мнут молодняк, не ломают семенников, не залезают в топором в куртины, сохраняют между волоками подрост. Михайло хитер, как старый лис. Он хочет, чтоб о нем заговорили в республике. Он своим рабочим внушил: мол, мы во всем первые идем, не уступим другим лесозаготовителям нашего места. Поможем лесоводам в их хозяйстве. Честолюбив друг! Во всем и всюду славы добивается. Перевел участок на скользящий график. У него первого лесорубы стали работать по сменам. Смена смене сдает на ходу механизмы, на разогрев времени не тратят, выгоняют в день по семи кубиков на брата. С Баженовым прессовальный станок придумал. Станок в лесу прессует порубочные остатки, а соседний кирпичный завод с места забирает плиты на топливо. Видал он, Парфенов, фотографию в журнале «Лесное хозяйство». Михайло стоит у станка рядом с главным инженером, улыбается во весь рот. Как же! Он с Баженовым какую-то лесовалочную машину изобретал, хвастался, мол, Алексей Иванович без него, как без рук. Ну, и дьявол с ними со всеми! Он, Парфенов, плюет на всех и ни в ком не нуждается.

В воскресенье Парфенов собрался на охоту. За ночь выпал снег. Первая половина зимы на исходе. Позади остался день зимнего солнцестояния — 22 декабря. Любо Парфенову одному в лесу. Глухая тишь, полный покой. Снег сияет, горит алмазами, морозец пощипывает нос. Деревья распушились инеем, в сонной дреме красноствольные сосны склонили головы в тяжелых снеговых шапках, на бархатисто-зеленом лапнике елей пушистым слоем лежит снег, в косматой изморози застыло чернолесье. Хорошо идти по нетронутому снегу. Рыжеватым шаром катится впереди Ласка, и никого вокруг. Хочется петь, кричать, слушать ответное эхо. Ласка залаяла. Зовет. Кого вспугнула? Ага, глухаря! Огромная лесная птица, размерами почти с индюка, взлетела на воздух. Пусть летит таежный отшельник, подстрелим другого, успеем. Ну, что, псина, так обиженно смотришь? Понимаю. Ты стараешься, а я зеваю. Дальше, дальше, Ласочка, заберемся в самую гущу леса, в непролазную чащобу, чтобы ни одного человеческого голоса не долетало до нашего слуха. Слышишь далекую песню? Это комсомольцы. Горластое племя. Шишки собирают. Субботник. Ну, и пусть, для них — субботник, а для нас — воскресенье — день отдыха трудящегося человека. Меня поздно перевоспитывать. Я давно вышел из комсомольского возраста. Самоцветова устраивает субботники: «семейные», «пионерские», «школьные», «комсомольские». Для аэросева нужно прорву семян. Я по всем статьям ни под какой субботник не подхожу. Тише, Ласка, тише! Оглушила своим лаем. Куда помчалась, красотка?

Ласка лаяла с азартом, то глядя вверх на старую ель, то нетерпеливо оглядываясь назад, как бы подзывая медлительного хозяина. Она становилась на задние лапы, яростно царапала по коре дерева и заливалась звонким, сердитым лаем. Парфенов неслышно подкрался к своей верной помощнице, спрятался за стволом соседней ели, высматривая, где же в лапнике притаилась вспугнутая белка. А ель какая пышная! Великолепный снежный наряд. Снежная королева. Гордая, величественно-спокойная. Но вот качнулась еловая лапа, легким дымком заискрилась снежная пыль в прозрачном воздухе, и Парфенов увидел зверька. Белка, распушив веером хвост, покачиваясь на ветке, разглядывала собаку. Парфенов, не торопясь, прицелился в голову любопытной грызуньи. Выстрел рванул воздух. Камнем упал на снег серый пушистый комок. Еще одна шкурка. Дома больше двух десятков. Будет с полсотни, он подарит Матвеевне на душегрейку. Старуха ворчливая, но добрая.