Хозяйка леса

Грохнула входная дверь, в сенях застонали половицы, через порог шагнул Куренков. На нем была новая льняная сорочка с русской вышивкой, новые сапоги.

— Лежишь, как роженица! — гаркнул мастер во всю силу своих легких. — Вставай, лекарство принес. — Он поставил на стол большую корзину с бутылками и кульками. — Денег я получил кучу: премия, зарплата… Куда девать, а, Матвеевна? — Куренков ласково дотронулся до плеча старухи. Он был в отличном настроении. Его участок занял первое место в соревновании, газета хвалила, трест премировал. — Э, да ты, мать, чем-то расстроена? Что приключилось?

— Скажи, Кузьмич, моя Настя — плохой начальник?

В серых на выкате глазах Куренкова блеснула лукавинка.

— Э, мамаша, ежели Настасья Васильевна была плохим начальником, нам всем легко жилось бы. Верно говорю, Аннушка?

Стрельцова только бровями повела.

— Уж не Гаврюха ли жалуется на свое начальство? — с веселой издевкой продолжал Куренков, — А ты, мать, не расстраивайся. Наплюй тому в глаза, кто говорит, что твоя дочь — плохой начальник.

Матвеевна торжествующе посмотрела на Стрельцову.

— Аннушка, организуй стол. Гаврила, вставай, ты от лени мохом оброс. — Куренков стянул с друга одеяло.

Матвеевна ушла. Парфенов подсел к столу, морщась выпил «старки» и налег на судака в томате. Куренков пил водку, ел черный хлеб с горчицей и не хмелел. Раскупорив бутылку вина, он предложил выпить за женщину с головой и характером. Стрельцова кокетливо повела глазками, поправила кружевной воротничок на шелковом синем платье. Парфенов потянулся к ней со своим стаканом.

— Дорогая Анна Корнеевна, вы украшаете мое убогое жилье…

— Погоди, Гаврила. Я предложил выпить за женщину с головой. Дай мне сказать. Умница она, разумница, не в пример тебе, кисель гороховый. Верно говорю, Аннушка? — Куренков прикрыл огромной ладонью лежавшую на столе руку Стрельцовой. — Ума да характера на двоих мужиков хватит. Люблю!

Стрельцова, жеманясь, опустила глаза.

— Положила она тебя, Гаврила, на обе лопатки, — продолжал Куренков. — Она проветрит твою голову, старый барсук. Мой совет тебе, собутыльник дорогой, не ершись, сдавайся. Она, что утес: не сдвинешь, не расколешь. Много от нее беспокойства. И мне, и тебе, друг ситный. Однако люблю нравных женщин. Выпьем! — Куренков поднял стакан с густо-красным вином.

— Постой, — растерялся Парфенов. — Ты пьешь за Самоцветову? А я думал — за Анну Корнеевну.

— Аннушка — особь статья. Мы за нее раздавим следующую чару. — Куренков подмигнул Стрельцовой.

— Спасибо, — прошипела Стрельцова, резко отставляя в сторону свой стакан. Вино выплеснулось из стакана и растеклось по столу кровавой лужицей.

— Анна Корнеевна, я пью за вас, только за вас — торопливо проговорил Парфенов, придвигаясь к Стрельцовой. — Михайла шутит. Не обращайте на него внимания.

— А я пью за Настасью Васильевну. За женщину с головой и характером. Вы не хотите, сам выпью.

— Куренков чокнулся стаканом о бутылку, залпом выпил вино.

— Дорогая Анна Корнеевна, прошу вас, не обращайте вы на него внимания. Михайла — мужик дубоватый. Выпьем вдвоем, доставьте мне такое удовольствие.

Стрельцова с обиженным видом осушила свой стакан. Куренков посмеивался, глядя на друзей, налил себе второй стакан, и, как ни в чем не бывало, сказал, что «этот пьем за Аннушку — вдовушку, бедовую головушку», выпил и стал с аппетитом есть голландский сыр.

— И я с удовольствием выпью еще раз за ваше здоровье. — Парфенов поспешно налил себе вина, заискивающе заглянул в накрашенное лицо Стрельцовой. — Мы с Михайлой — ваши друзья до гроба. Выпейте со мной за дружбу.

— Наливайте, — кивнула головой Стрельцова.

Парфенов наполнил стаканы золотистым «токаем».

— За наше сокровенное желание, Гаврила Семенович. Будем надеяться, что все станет на свое место. — Стрельцова снизила голос до шепота: — Мы надеемся. Николай Алексеевич молчит, но я читаю в мыслях моего директора. Ваше место заняла нахальная баба. Вы должны ее выжить…

— О чем вы шепчетесь? — спросил Куренков.

Стрельцова вызывающе усмехнулась:

— Наша тайна, Михайла Кузьмич. А вот вас я отказываюсь понимать. Самоцветова — грубая и зловредная баба. Взъелась на леспромхоз и всем портит кровь. Кучу актов на нас состряпала, нервирует Николая Алексеевича. С ней ни о чем не договоришься. Эта женщина способна только на неприятности. Советую вам быть с ней начеку. Вам она никогда не уступит. Никогда!

Куренков вдруг задумался, потом выпил в одиночку еще стакан вина и неожиданно для друзей весело засмеялся, сотрясаясь всем своим могучим телом.

— Гаврюха-то наш — герой! Градусником прикрылся, а она его бьет и в хвост и в гриву. Не верит она в твою болезнь, рак-отшельник. Ее не проведешь. И я не верю в твою хворь, старый лис. Здоров ты, как бык. Водку хлещешь стаканами и хоть бы хны! Привык валять дурака, работать неохота, придумал хворобу и отлеживаешься, шельмец!

— Замолчи! — Парфенов с силой ударил кулаком по столу. Бутылка опрокинулась на стол, разбила тарелку.

Куренков опешил. Впервые он видел друга таким разъяренным: глаза выкатились, лицо перекосилось, посинело.