— Совершенно верно, — подтвердил Любомиров. — Переберемся на север, осваивать новые лесные массивы. Наше предприятие, как известно, на колесах. Где нет леса, там и нам делать нечего.
Анастасия Васильевна подошла к столу, в упор посмотрела на директора:
— Но если вы и дальше будете так хозяйничать, вы, как Мамай, всюду будете оставлять после себя растерзанную землю.
— Помилуйте, Анастасия Васильевна! — в глазах Любомирова загорелся злой блеск, но голос по-прежнему оставался спокойным. — Директор передового леспромхоза и попал в Мамай? Ай-яй, как нам не совестно!
— Вы не любите лес, Карелию…
— Я?! — Любомиров снисходительно улыбнулся. — Я не люблю Карелию?! Я здесь родился, работал всю жизнь, воевал в здешних местах с оккупантами, кровь проливал, жизни не жалел. Любомирова в Карелии знают. Любомиров — коренной работник леса, а не гастролер. Некоторые товарищи получат путевки в наши края, с годик пошумят, да и выдохнутся — чемоданишко на спину, и давай бог ноги. А слова громкие произносили: мы-де, Карелию любим, трудов на нее не пожалеем.
— Я пока не собираюсь укладывать чемоданы. Я приехала в Хирвилахти надолго. С этим вам придется примириться.
Вошла Стрельцова с письмом в руке.
— Из Ленинграда, Николай Алексеевич.
Любомиров быстро прочитал и аккуратно сложил письмо.
— Из Лесотехнической академии к нам едут. Анна Корнеевна, распорядись, чтоб Полина привела в порядок дом для приезжих. Освободите две больших комнаты.
— Все будет сделано, Николай Алексеевич, — с готовностью отозвалась Стрельцова и деловитой походкой вышла из кабинета.
— Итак, когда вы сообщите нам свое решение о куртине? — спросила Анастасия Васильевна.
Любомиров встал из-за стола.
— С куртиной я выясню, товарищ Самоцветова, — и его голосе слышалось скрытое раздражение. Он быстро взглянул на Анастасию Васильевну и взялся за фуражку.
Мотовоз уходил в лес через двадцать минут. На железнодорожных путях широкой колеи маневрировал паровоз. Стрелочница — высокая девушка в мужской спецовке — взмахнула желтым флажком, протрубила в рожок, что-то прокричала машинисту. Паровоз, лязгая колесами на стыках рельс, попятился назад, ударился в вагон с лесом, подхватил его и потянул за собой. Снова запел рожок, желтый язык флажка затрепетал в воздухе, щелкнула путевая стрелка, и паровоз, громыхая, переполз на третью платформу, подобрался к стоявшим в тупике вагонам. Двенадцать вагонов, нагруженных древесиной, дрогнули, лязгнули буфера, и состав, заметно прогибая рельсы, тронулся в путь «Ве-зу-у-у!» — прокричал паровоз, прощаясь с поселком. Стрелочница глядела ему вслед. Каждый день она провожала поезд с лесом в неведомые ей края. Анастасия Васильевна спросила девушку, куда пошел лес.
— В Донбасс, на шахты.
В кабине мотовоза Анастасия Васильевна увидела Баженова. Он поздоровался с ней с обычной своей улыбкой, предложил ей свое место в кабине. Анастасия Васильевна отказалась и села на платформу: она не хотела от него никаких одолжений. Она ехала и думала о предстоящем совещании по поводу куртины. Вчера в лесничество звонила Стрельцова: «Николай Алексеевич вас ждет».
На развилке Анастасия Васильевна слезла. Баженов подошел к ней.
— Очень рад, что увидел вас до совещания, — заговорил он с обычным спокойствием и сдержанностью. — Вы давно были в семнадцатом квартале?
— Не помню, — ответила она сухо.
— А вы вспомните, это очень важно.
— С месяц. А что?
— Я там был вчера. Мы там кончили рубку и забирали «ус». У меня мало времени, Анастасия Васильевна, но я готов сейчас проводить вас туда. Надеюсь, после того, что вы там увидите, вы перестанете обвинять меня в варварском отношении к лесу.
— О чем вы говорите? — насторожилась Анастасия Васильевна.
— Идемте, увидите сами.
В его голосе было что-то такое, что невольно заставило ее встревожиться и поверить ему. Он не уговаривал, не настаивал, он просто хотел проводить ее в семнадцатый.
— Пойдемте, — коротко сказала Анастасия Васильевна и решительно направилась вперед.
Что собирался показать ей Баженов в семнадцатом? Там все хорошо. Великолепная куртина, прекрасные семенные деревья, добросовестно обработанные кострища. Люди лесничества потрудились честно, с любовью, все, что можно, сделали для рождения нового леса. Баженова не интересуют семенники. Он — как Чистяков. Рад пустить их под топор. Деловая древесина! Убыток государству? Какая близорукость! Спросить бы его, что он предлагает взамен куртин. Он такой же, как все. Вырубить лес, а потом хоть трава не расти! Будем жить с вами в мире, Анастасия Васильевна, — с горечью вспомнила она их первый разговор.
Вышли к болоту с белеющими березовыми лежнями. Баженов пошел по лежням с посохом: так меньше опасности увязнуть в болоте. Анастасия Васильевна шла по кочкам. Жидкая грязь выплескивалась из-под сапог. Балансируя на пружинистых обрубках дерева, Баженов подождал, пока она приблизилась к нему, и предложил ей свой посох.
— Возьмите. Увязнете в болоте, мне же придется вас вытаскивать.