А Герман...
— Доброе утро, моя сладкая малышка, — услышала я сзади себя, после чего меня поцеловали в шею. — Выспалась?
Я кивнула.
— День сегодня солнечный.
— Так весна же! — ухмыльнулся Герман, развернув меня к себе лицом. — А что у нас на завтрак?
Он усмехнулся, явно рассчитывая на что-то... не совсем съедобное. Его руки уже потянулись к моей ночнушке... но я, отпрянув, тут же резко отошла к холодильнику.
— Что может быть на завтрак, кроме твоих любимых стейков? — спросила я, открывая холодильник.
— Кое что, по чему я уже очень соскучился, — вздохнул Левицкий. Оперевшись бедром о столешницу, он какое-то время буравил меня тяжелым взглядом.
— Наташ...
— Мясо скоро будет готово, — сообщила я, не поднимая головы. Я чувствовала, что Герман стоит у меня над душой, но упорно делала вид, что не понимаю его намеков.
И вообще, я завтраком занималась.
— Наташа...
— Поставь, пожалуйста, чайник, — попросила я будничным тоном.
Герман усмехнулся и отошёл к раковине, чтобы налить воды.
Наконец-то, я смогла спокойно вздохнуть.
Однако Герман не спешил так просто сдаваться. Вместо того, чтобы вгонять в меня в краску по поводу своего вынужденного целибата, он вдруг поинтересовался на другую, тоже очень животрепещущую для меня тему.
— Мне показалось, или когда я вошёл на кухню, ты думала Марианне? — спросил он слегка настороженным тоном.
Повернувшись к своему мужчине, я заметила, как внимательно он меня сейчас разглядывает. Мне внезапно стало не по себе.
Вот уже какое-то время я упорно тренировалась «скрывать» свои мысли от Германа. У меня не было в этом настоящих учителей или какой-то подробной методики, но судя по тому, что все предыдущие дни Герман не задавал мне вопросов о Марианне, я всё делала правильно.
Неужели я сейчас провалилась? Из-за собственной глупости провалилась! Больше недели успешно прятала свои мысли насчет Марианны, а спалилась на том, что слишком глубоко задумалась наедине с самой собой — и проморгала появление Германа.
Вот я дурында...
И всё-таки, я решила сразу не сдаваться полностью.
— Да, — ответила я, подходя к тостеру. — Думала. Я слышала, что она очень несчастлива в браке.
Я украдкой посмотрела на Германа, оценивая его реакцию.
Его реакция мне не понравилась.
— Это пройдет, — донельзя спокойно протянул Герман. — Без притирок характеров какой брак?
— По-моему, они достаточно долго встречались с Рокотовым, чтобы притереться характерами, — заметила я. — Ты не находишь?
— Не нахожу, — спокойно... слишком спокойно ответил Левицкий. — Наташ, все с твоей Марианной будет хорошо, если она перестанет валять дурака.
— Ты так думаешь? — спросила я.
Герман прищурился.
— Наташа. С. Марианной. Всё. Будет. Хорошо.
— А если не будет? — быстро спросила я. — Если ей сейчас уже очень плохо, и станет только ещё хуже.
— Не станет.
— Откуда ты знаешь? — поморщилась я.
Герман же громко фыркнул.
— Наташа, Марианна теперь жена беты питерской стаи. Рокотовы знакомы нам ещё с тех самых пор, когда мы только начали расселяться по миру. Со времен первой северной стаи. Дмитрий — потомок одного из древних Альф.
— То есть, вы все родственники, что ли? — не поняла я.
Герман усмехнулся.
— Мы говорим о старых, очень старых временах.
— Насколько старых? — спросила я.
Левицкий улыбнулся.
— Скажем так, у людей тогда была совсем другая история, а эта, нынешняя, ещё не началась.
— Как это? — не поняла я.
Герман пожал плечами, но ничего не ответил.
— То есть, ты хочешь сказать, что знаешь историю своей расы с доисторических времен? — зашла я с «другого бока».
— Почему это тебя так удивляет? — спросил Левицкий. — Хороший вожак должен понимать сильные и слабые стороны своего народа.
Он вздохнул … и притянул меня к себе.
— Я не знаю, насколько старые знания правдивы. Судя по тому, что я наблюдаю, все совпадает. Но всё равно, это только легенды.
— Легенды?
Герман, положив подбородок на мою макушку, вздохнул.
— Говорят, что после изменения, оборотни уже не могли жить друг с другом, как это было раньше. Одичалость... появившаяся одичалость пугала, оборотни ещё не знали, что делать, как с ней бороться. Знали только, что мужчина с брачной меткой и детьми как правило неуязвим...
Замолчав ненадолго, Герман заговорил уже чуть тише.
— Знаешь, оборотни, несмотря на новые обстоятельства, сумели взять себя в руки и приспособиться... какое-то время мы даже процветали.
— А потом? — спросила я.
Герман усмехнулся.
— А потом мы, забыв свои корни, решили проиграть в людей. — обнимая меня, протянул Герман. — Но вся проблема заключалась в том, что мы не люди... и с этого момента оборотни начали вырождаться. Знаешь, как у одного английского классика: «у грехов длинные тени»?
Вывернувшись в его объятиях — так, что я могла заглянуть ему в лицо, я спросила.
— Что ты имеешь в виду?
Герман долго буравил меня внимательным, тяжелым взглядом. А затем произнес.