— Я и не утверждаю этого, — пожал плечами Левицкий. — Но, возможно, Луна повлияла на тебя гораздо меньше, чем ты сама хочешь этого признать, и дело вовсе не в Луне, а в тебе самой?
— Тогда почему после полнолуния я снова стала собой прежней? — спросила я у Германа.
А тот просто снова пожал плечами.
— Потому что ты испугалась будущего. Или вспомнила своё прошлое.
Герман выразительно посмотрел на меня.
— Но, Наташа, ты совершаешь ту же ошибку, которую совершает большинство людей. Ты то живешь в прошлом, то со страхом заглядываешь в своё будущее — и никогда не живёшь просто настоящим.
Он протянул ко мне руку, давая возможность рассмотреть в тусклом свете фонаря его широкую мужественную мозолистую ладонь с длинными пальцами.
— Если ты перестанешь бояться того, чего не знаешь и перестанешь озираться назад — у нас всё получится, — уверенно добавил Герман.
Мне хотелось в это верить.
Хотелось глубоко вздохнуть, на всякий случай зажмуриться... и вложить свою ладошку в его руку.
Но...
Герман был прав: прошлый брак, который закончился разводом, дался мне слишком тяжело, чтобы я снова бездумно бросилась в этот омут.
Обжегшийся на молоке, дует на воду... хотя, сказать так честно, жизнь с Германом не напоминала мне минералку из холодильника.
— Что со мной будет, если я всё-таки не соглашусь? — спросила я, оставаясь сидеть на коленях возле лежащего рядом Левицкого, который в ответ на мой вопрос коротко усмехнулся.
— Как ты понимаешь, отпустить тебя в столицу или куда-то ещё далеко я не смогу. — Герман посмотрел на меня, прищурившись. — Наташ, даже если бы я хотел... мой волк не позволит расстаться со своей истинной парой. Особенно сейчас, когда мы уже полностью связаны.
— Тогда... какой же у меня остается выбор?
— Если ты не пожелаешь сохранить наш союз, то технически мы всё равно останемся супругами. Тебе будет позволено жить отдельно — здесь или в любом другом месте на территории моей стае.
Герман усмехнулся.
— Естественно, одной. Никаких мужчин рядом с тобой я не потерплю.
— И как долго? — спросила я... скорее для проформы, чем для того, чтобы узнать ответ. Потому что ответ я и так уже знала.
— До конца жизни, — ответил Герман, неприятно улыбнувшись. — Поэтому, если ты хочешь детей, я — твой единственный вариант.
Я взглянула на Левицкого, который сейчас словно расслабленный хищник, раскинулся на белоснежных простынях. О да, он нисколько не сомневался, что так или иначе, но я соглашусь на его предложение. Ведь уже прекрасно знал, чего я больше всего хочу от этой жизни: семью и детей.
— … а твоя стая? — спросила я вкрадчиво. — Если я выберу жизнь без оборотней, мне ведь не придется больше проводить время среди них?
Я могла и не задавать этот вопрос, так как уже догадывалась, что может ответить Герман.
Точнее, что он должен ответить.
Но я не могла отказать себе в удовольствии стереть эту расслабленную усмешку победителя с его лица.
Пусть Герман не думает, что загнал меня в угол. В конце концов, если я не соглашусь на его условия, то я не только, он тоже многое потеряет... куда больше моего.
— Нет, — не отрывая от меня внимательного взгляда, произнес Герман. Я видела, что ему не очень не понравился мой вопрос, потому что нахмурившись, он недовольно повторил. — Нет, тебе не придется встречаться ни с кем, кроме меня … и твоей охраны.
«И твоей охраны».
Значит, охрана, тоже будет — и я так и останусь навсегда на привязи у Германа.
«Прекрасная перспектива, Наташ!» — усмехнулся мой внутренний голос. — «Так какой цвет для поводка ты выбираешь: красный или розовый?»
Я мысленно содрогнулась: какой у меня, надо признать, прекрасный, богатый выбор!
Опустив взгляд на раскинувшегося на постели Германа, я заметила, что Левицкий сейчас абсолютно спокоен — он, как мне тогда показалось, даже не сомневается в том, что я выберу...
И, если уж быть честной с самой собой, то как бы я не старалась, как бы я не боролась за свою независимость, я осознавала, что он полностью меня переиграл. Дело было совсем не в поезде — не в той моей неудачной попытке сбежать.
И даже не в моем новом паспорте — хотя мне было неприятно думать, какую именно дату выбрал Герман для нашей «фэйковой» регистрации...
А вот брачная метка, которую я, зная, чем мне это грозит, радостно поставила Левицкому — она всё меняла.
— Наташ, давай спать, — зевнул Герман и протянул руку, предлагая мне лечь рядом с ним. — И не злись насчет даты на штампе. Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать этот день.
Он подождал, пока я улягусь рядом, затем продолжил.
— У нас так принято — с точки зрения оборотней, пара вступает в законный союз, когда мужчина ставит свою метку на выбранную им самку.
— Самку? — поморщилась я.
Герман пожал плечами.
— Девушку, женщину... в самке тоже нет ничего обидного — по крайней мере, для оборотней.
Накрыв меня одеялом, Герман не удержался,чтобы ещё не забросить на мои бедра свою ногу.
— Если бы я выбрал другую дату, то это породило бы слухи, вопросы.. мне плевать, какие слухи ходят про меня самого, но я не желаю, чтобы всё это тащилось дальше, в нашу семейную жизнь.