Хозяин Марасы

Конечно! – она яростно закивала головой. – Это же великолепно. Да, все девять месяцев я буду тосковать по тебе, но ведь потом мы будем вместе!

Неизвестно ещё, что это за «Фиде», – буркнул Игнат, снова беря Леру за руку. Хотелось обнять, зарыться носом в светлые волосы, пахнущие абрикосовым шампунем и ветром, сигаретным дымом и горьким кофе, но время для этого было неподходящее.

А я догадываюсь, – девушка счастливо улыбнулась. – Поэт, погибший возле деревни Виснар! Я была хорошей девочкой, много читала и ещё больше я услышала и поняла сегодня из ваших слов, синьор Лино! Вы оказались хорошим учителем… – она слегка затрясла головой, словно сдерживала рвущийся наружу смех. Слушать и слышать, понимать и осознавать. – И если то, что вы говорите правда, то ваше предложение чудесно!

И мне кажется, что оно чудесно только потому, что перед этим ты услышала нечто совершенно иное, – Игнат хмыкнул, насмешливо глядя на надувшуюся Леру. Действительно, услышь она подобные жёсткие условия с самого начала (быть призраком заживо? всего три месяца вместе? лететь для этого в чужую страну?!), Лера бы тысячу раз подумала. Но перед угрозой куда более страшной, подобная перспектива казалась сказкой.

Конечно, – Лино вдруг склонился в шутовском поклоне.

А эта зима считается? – Лера подалась вперёд, от нетерпения и ожидания закусывая губу. – До конца месяца ещё шестнадцать дней, а мой отпуск продлится ещё целых десять! Я могу позвонить домой и отпроситься, взять неделю за свой счёт, а маме соврать.

Разве можно остановить влюблённую женщину?! – Лоренцо изобразил на лице выражение фальшивой беспомощности и тут же стёр его короткой усмешкой. Внезапно он присел, зарылся ладонью в песок и вынул два тонких, прозрачных бокала, будто сделанных изо льда. Зажав хрупкие ножки между пальцев, мужчина неожиданно надкусил собственное запястье, и чернильно-алая, яркая кровь потекла в бокалы, как вино. Лера тихо ойкнула, Игнат же выругался. Догадывался ведь, что без подобной дряни ничего не получится. Наполнив бокалы, их странный спаситель протянул им оба. Один был заполнен до краёв, в другом же тёмная кровь едва занимала четверть. – Пейте!

Пить кровь?! – Девушка в ужасе смотрела на бокалы. Предложение казалось невозможным и ужасным, отдавало сюрреалистической инфернальностью картин безумного пастора Генри Фюзелли155. Чёрно-белый человек с глазами ясными и синими даже в темноте, протягивал наполненные чёрной кровью бокалы, а его тень – шевелящаяся, живущая своей жизнью – походила на переплетенье щупалец. Позади него сидели на песке люди, чьи затемнённые мглой силуэты расцвечивались лишь яркими, невозможного цвета глазами – зелёно-голубыми и янтарными. Вспышка, словно освещение перед запечатлением кадра на плёнке памяти – эти люди, эти силуэты и тени, холодный ветер и соль, разъедающая губы, песок и странный запах крови, напоенный травами и бронзой. Краткий миг прозрения и понимания едва не свалил Леру с ног. Она вцепилась в старую шинель, изо всех сил стискивая жёсткую ткань и едва не ломая собственные пальцы. Всего на мгновение, но она поняла кто они и что они, поняла, поймала мысль и вновь потеряла. Лишь где-то внутри остался, сохранился отпечаток, который как татуировка, как вбитая в кожу краска, будет с ней навсегда. Невидимый и вечный рисунок.

Живое и мёртвое подобны свежей и засохшей краске. Чтоб их смешать вам нужен растворитель. Считайте, что это своеобразный терпентин156 для ваших душ и тел! Только этот «растворитель», который размоет вашу сущность, – с иронией проговорил Лино, – будет с вами всегда, не выдыхаясь и не давая «засохнуть». Мёртвому духу, чтоб обрести плоть, нужно больше. Живому, чтобы истаять и приблизиться к мертвецу, нужно меньше. Пейте, дети. Пейте! Пока я не передумал делиться с вами частью себя…

Игнат чуть сжал плечо Леры, пытаясь подбодрить. Он чувствовал её нервную дрожь и ему тоже было страшно, к тому же теперь это чувство владело не душой, а телом, вызывая почти различимый тремор где-то в подреберье и странную, ноющую боль в том месте, где было когда-то сердце. Но разве он мог отказаться и повернуть назад? Один раз он уже допустил слабость, сбежав от проблем, и повторять эту ошибку не желал. Её цена – потеря самого дорогого, единственного, что было ценным – его никак не устраивала!

Иначе никак, – негромко выдохнул Бо.

Для того, чтобы заблудиться, тоже нужна нить. Ведь иначе, случайно и ненароком, можно дойти до выхода из лабиринта, так и не встретившись с Минотавром, Ариадной и Медеей, – Дэй поднялся с песка и направился к морю. – А что ещё хуже, иногда есть шанс вообще не найти свой лабиринт. Это ужасно ведь, правда?

Две руки поднялись одновременно, чуть подрагивающие, невероятно различные и в то же время схожие. Они тянулись к бокалам, двигаясь в одном направлении, и в то же время стремились друг к другу, чтобы соприкоснуться навсегда.