Хозяин Марасы

Наверное, так будет лучше, – спокойно произнёс Игнат, глядя на тёмный простор, расстилавшийся перед ним. Море перетекало в небо, блики на воде вторили звёздам и было невозможно отличить одно от другого. – Это действительно более привлекательный вариант. Уйти самому, а не исчезнуть, развеявшись со смертью последнего потомка… Да ещё на корабле. Никогда не плавал!

А тельняшку зачем надел, дурик? – Дэй кинул в него камешком.

Да с матросом одним поменялся, ещё в Петрограде. Он мне тельняшку, а я ему жменьку патронов. Вот и носил с тех пор, – призрак ответил рассеянно, словно разумом был уже не здесь.

Раз надел, то соответствуй. Море тебя заждалось, так что, думаю, через пару дней ты уберёшься отсюда. А вы, Валери, что выберете? Забыть или помнить? – Лино, чуть склонив голову, посмотрел Лере в глаза.

Ничего. Вы ведь можете… отправить меня с ним?

Ты сдурела? – возопил Игнат, тут же избавляясь от задумчивости, и отвесил ей подзатыльник. – Дура! Домой, в музей, к мольберту! Живи и радуйся.

Нет!

Да кто тебя спрашивает? Я что, для этого спасал твою жизнь, чтобы ты ею так бездарно распорядилась? Ты же обещала мне, что не будешь больше пытаться бессмысленно сдохнуть, – мужчина сердито смотрел на девушку, а та в ответ сверлила его тяжёлым взглядом. Казалось, что они вот-вот подерутся, но при этом ни один из них не разжал пальцы и не убрал руки.

Живым не место среди мёртвых, а убивать вас, чтобы отправить следом… – Лоренцо отрицательно покачал головой и кинул маленький камешек в Дэя, попав тому в шею. Рыжий скривился и принялся копаться в песке, выискивая орудия возмездия. – Я, кажется, уже говорил, что не буду тратить свои силы просто так. Предположим, я прислушаюсь к вашей просьбе. Убить вас, Валери, так, чтобы вы смогли стать духом, а не тут же убрались из этого мира, не простая задача. И для чего мне стоит так напрягаться? Что вы можете предложить взамен? У вас ничего нет. Ни-че-го. А уж, простите, конечно, ваша женская благосклонность меня совсем не интересует.

Да никогда! – Лера отшатнулась от него, прижимаясь к Игнату и вцепляясь пальцами в тельняшку.

Я и говорю – предложить нечего, – монохромный человек ехидно засмеялся. – Душа? Я не дьявол из современных легенд, забирающий душу в качестве оплаты услуги. К тому же, без души не будет и духа, то есть данный обмен в принципе бесполезен. Талант? Он у вас безусловно есть, но он неотделим от сути. Его можно исчерпать, загубить самому, но отдать кому-то невозможно. Что ещё?

Ничего, – губы Леры задрожали, а взгляд стал размытым из-за предательских слёз. Лино был прав. Ничего у неё не было, кроме Игната. Кроме долгих разговоров, кроме доверия и правды, кроме часов, проведённых вместе, в тишине и понимании. Ни-че-го.

Забудь, – Игнат осторожно, будто боясь её напугать и не стесняясь чужаков, поцеловал девушку в макушку. Наконец-то! Только ничего, кроме тусклой горечи, это не принесло. – Просто забудь меня и возвращайся.

Нет, не смогу!

Почему? – Лино испытующе посмотрел на Леру и, резко вскинув руку, поймал камешек, пущенный Дэем. А потом следующий. И ещё один.

Не все вещи можно объяснить словами, но вы-то должны понять! Или для вас есть только понятия выгоды и равноценности?

Нет. Для меня есть моя Семья и остальные. И вы оба относитесь к последним. Разве это не понятно?

Понятно. Но тогда я тем более не понимаю, почему вы отказываете мне в такой малости, как забрать меня вместе с Игнатом! Потому что о вас – о, я в этом уверена! – о вас говорила мне Таня. И я слышала, как звучал её голос и видела глаза, и видела в них все те слова, что я сама не могла… Не важно! Неужели вы признаёте только то, что есть у вашей семьи, а все остальные с их привязанностями и чувствами, не достойны даже понимания?! – Лера криво усмехнулась, глядя на него.

Говори ещё! – Лино выглядел как хищник, готовый вонзить клыки и когти в загнанную дичь, и его приказ лишь подстегнул Леру, вырывая из недр памяти, выталкивая наружу слова что когда-то поразили её, осели на сердце да так и остались, впечатанные навек.

Ей всегда казалось, что читать прилюдно стихи, это всё равно что бегать голым по улицам. А сейчас кроме выученных наизусть слов у неё и не было ничего, ни одного довода, чтобы объяснить. Да и как это существо могло поверить ей? Могущественное, древнее, разве ему не были бы видны наивность и глупость слов, произнесённых дурёхой, которой ещё и двадцати четырёх лет не исполнилось?

Бесчисленные мелочи ценя,

это, без чего мы все так мало значим,

любовь, помилуй, ослепи меня,

пойми, мне больше незачем быть зрячим.

Слепому не нужны уже бои

за счастье, что отвергнуто. Доколе

терпеть, что не спешат черты мои

стать пустотой – из очертаний боли?

Ведь все равно замкнулся жизни круг