Хозяин Марасы

Яркий золотистый цвет будто вывел на солнце. Был траур и люди рыдали, стоя у смешного и глупого навеса, под которым сверкала блёстками голубая фоторамка. Молча и страшно плакала девчонка, волосы которой – светло-русые, волнистые как пшеничное поле, играющее под дуновением ветра – ярко сияли. Как насмешка. Чужие разговоры, чужое горе, и раз за разом она приходила, плача и угасая с каждым днём. Говорила что-то, рассказывала, вспоминала, просила. И за правым плечом стоял колеблющийся туман – чужой мертвец. Яркая куртка – как новый рывок наружу, когда он внезапно увидел своё неживое тело, осознал себя полностью и заговорил. И она его увидела, единственная за все годы. И, поверив, выжила, чтобы потом прийти и позвать за собой. Чтобы бы дать то, чего не было у него при жизни.

Забавные, правда? Давно таких я не чуял. И не удивительно – там, где она живёт, моря нет. Только болота и пыльные бури. Мерзость какая!

Уйди, засранец.

Старик, ты слишком жадный.

Sacate a la chingada149, – возмущение в голосе было явно напускным и несерьёзным. Чёрно-белый человек с синими глазами смотрел на двух замерших истуканами людей и думал, пытаясь разобраться в «подарке», подсунутом женщиной, назвавшейся Таней.

Надеюсь, ты не собираешься тащить их на остров?

Бо, ты действительно так плохо обо мне думаешь? – вздёрнул бровь мужчина и усмехнулся. – Или ты считаешь меня выжившим из ума стариком?

Стариком тебя считаю я. И не путай то, как мы тебя обзываем, – рыжий усмехнулся. – Бо просто волнуется, что вид дохлого анархиста напугает нашу малышку. Фели такой кошмар видеть нельзя, у неё тонкая душевная организация.

Несмотря на весёлый голос говорил он явно серьёзно и ни в коем случае не издевался. Тёмная фигура кивнула, а потом наконец сбросила с себя тень, скрывавшую лицо. Зелёно-голубые глаза смотрели чуть равнодушно и внимательно. Крепкое, налитое силой тело скрывал тёплый джемпер из горчичной пряжи – милая, добрая Фели, очень старалась, подбирая его к каштановому, с золотистым оттенком, цвету волос. На бедре, поверх тёмных военных штанов, крепились на ремнях ножны с боевым ножом. Игнат правильно опознал его.

О! Ты явил свой венценосный лик.

Что-то у тебя слишком весёлое настроение, Дэй.

Я давно не смеялся, – тяжело вздохнул рыжий. – С тех самых пор, как вместе с пьяным рыбаком отбивал у двух карликов-негров раненного дельфина. Это была эпичная битва добра и зла. Победила бутылка из-под граппы, – теперь в его голосе не было прежнего лёгкого веселья. – Что будем делать, отец? Может, убьём обоих, пока ты держишь их? – Дэй говорил спокойно и без злобы, даже с неким сочувствием.

Дэй прав. Он мёртв, она жива, – Бо явно был на стороне рыжего.

Да, и скоро этот мёртвый мальчик окончательно исчезнет – дух не может пережить своих потомков. Если, конечно, он не спрятан в глубине вод.

Ты же не хочешь засунуть этот мусор в море? – если бы Дэй был котом, то у него встала бы дыбом вся шерсть.

Я хочу тебе кляп в рот засунуть, и привязать к пинии. Желательно – к самой её верхушке, – мужчина белозубо улыбнулся. – Но этих двоих направила сюда Танила. И даже дала девчонке мой подарок, который я сработал собственными руками. А огорчать мою злую Горную Ведьму я не хочу.

Да, её лучше не печалить, – согласился Бо. – Как любая женщина она слишком драматизирует из-за пустяков.

Они замолчали, задумчиво разглядывая замерших Леру и Игната – покрытых еле видным пепельным налётом, похожих на мраморные статуи. Под ночным небом, на берегу холодного зимнего моря, все трое казались живыми тенями, сквозь которые лишь слегка просвечивала человеческая сущность. Один был чернее всех, и щупальца темноты клубились у его ног. Другой сверкал рыжевато-алыми искрами и в его дыхании слышался рокот морских глубин. Третий же виделся двойной тенью, и за очертаниями огромного тура скрывался силуэт в короне и с мечом-чинкуэдой в руке.