Хозяин Марасы

О! Не умрёт, не исчезнет, не отправится на покой, а именно обретёт свободу? Иногда, mia ragazza sciocca147, смерть – это лучший вид освобожденья. Тем более для паразита, и без того задержавшегося в этом мире на слишком долгий срок.

Не по своей воле, – Игнат неотрывно следил за мужчиной. Если бы он был собакой, у него бы на загривке стояла шерсть. Если б он был жив, он бы тут же утащил отсюда Леру. Но она не уйдёт, да и глупо бежать, добравшись до своей цели. Какой тогда смысл? Но как же страшно было стоять рядом со странным монохромным человеком, синие глаза которого были слишком яркими для живого существа. Будто кто-то взял кусочек вечернего неба, слил его вместе с сапфиром, и вложил в глазницы мраморной статуи, оживив брызгами солёной воды.

Это я вижу. Ты не из тех, кто может остаться по собственной воле! – тот фыркнул, насмешливо и пренебрежительно глядя на Игната. – Непогребённый мертвец, которого не проводили и на котором висело слишком много долгов, как крови, так и чести. Да и сдох ещё на болотах… Вот и остался бродить в родных местах, наблюдая за жизнью своей семьи, не в силах помочь и предупредить об опасности, теряясь в тумане, исчезая с каждым годом. А потом встретился такой замечательный «якорь», и ты прицепился к нему.

Неа! – Лера вдруг засмеялась. Её смех удивил всех трёх незнакомцев настолько, что даже тёмная фигура убийцы перестала казаться мрачной и зловещей. – Игнат меня спас. А потом я его сама нашла и заставила быть рядом. Я его планшетом избила. Ну, попыталась – что призраку какая-то фанерка? – и захихикала, нервно и тихо.

Старик, а это ведь интересно! – рыжий парень расплылся в дурашливой улыбке, тут же преобразившей его. Он стал почти обычным – высокий, жилистый, словно высушенный ветром и солью молодой человек. Разгильдяй в драных джинсах со смешливыми янтарными глазами. – Ты только представь, какая забавная выйдет история. Нашей малышке понравится новая сказка, – тёмная фигура тут же разразилась сердитой отповедью на итальянском. Рыжий в ответ выдал ответную тираду, в которой Лера различила лишь несколько слов, да и те были ругательные.

Значит, заставила? Ну-ка, покажи, – чёрно-белый человек шагнул к девушке, обхватил неожиданно тёплой ладонью подбородок и заглянул в глаза. Заглянул в неё. Лера и пискнуть не успела, как вся прожитая жизнь – сначала яркая, потом страшная, потом серая, с вкрапление осколков радости, в которых отражался человек в шинели без погон – снова промелькнула перед ней. Нет, она не проживала каждый миг заново, она будто видела всё в кинеографе148, не слишком подробном и нарисованном акварелью. Мелькали кадры жизни, слышались слова, произнесённые давно и уже забытые.

Лера, включи мозги! Лорка, конечно, гениальный поэт, но если ты не запомнишь результаты опыта Фарадея, то завалишь контру по физике. Электромагнитная индукция посложнее твоих стихов будет. А я больше списывать не дам!

Но послушай только – «Юноша с тёмной кровью, что в ней шумит, не смолкая? Это вода, сеньор мой, вода морская!». Ты же должна услышать этот шум, должна понять, как «море смеётся у края лагуны. Пенные зубы, лазурные губы»… Неужели не слышишь? Катюха, ты – сухарь и махровый циник.

Сначала Фарадей, а потом Лорка. Сначала физика, и лишь потом лирика! Иначе я вообще больше слушать ничего не буду. И позировать для твоей мазни – тоже!

Ладно, всё, давай учебник.

И дальше, дальше, до крови и воя тёти Насти, раздавленной горем, до кладбища и ножа для резки картона. Солодники и Федька, ударом кулака валящий на старый кафель санитара. Страшное слово «Чечня». Улыбка вернувшегося брата. Пропасть между ними и родителями, слепыми в своём беспокойстве, не видящими детей за любовью друг к другу. Бесконечное блуждание меж могил и синие полоски на старой тельняшке.

И ещё дальше, кадр за кадром, голос за голосом!

И зачем тебе это надо? Ты ведь живая!