Хозяин Марасы

В половину восьмого утра было уже светло и ясно. Озаряющее остров солнца и бирюза моря, взволнованного предвкушением нового дня, сливались на горизонте в единую сверкающую полосу. За большим окном, прорубленным в скале, пели волны, неся в кухню запахи соли, рыбы, фенхеля и йода. Одетая в одолженное платье, Марта готовила немудрёный завтрак на подключенной к газовому баллону двухконфорочной плитке. Странно, но кухня располагалась внизу, под гостиной, а рядом с ней соседствовали две жилые комнаты, закрытые на ключ. Дэй пояснил, что там обитают Феличе и Бо, а они с Лино живут ещё ниже. Почему в кухне такое огромное окно, почему его не было видно, когда Марта спускалась к гроту, как вообще можно было выдолбить в скале «дом наоборот» и зачем – она не думала. Все хозяйственные и жилые помещения должны были находиться внутри маяка, но на Марасе они находились под ним. Однако при взгляде в окно сохранялось ощущение высоты, будто Марта смотрела на море с обрыва, никак не ниже. И подобных загадок было много. Их можно было перечислить по пунктам, въедливо сверяя реальность с логикой, но делать это фрау Риккерт не собиралась. Даже думать о подобном не желала! Нельзя было расчленять свою личную «фата-моргана» и рассматривать чудеса в микроскоп. Нельзя!

И Марта, приняв как данность и собственное излечение, и дом в скале, и окна, и самого Лоренцо Энио Лино, спокойно наслаждалась утром. Она варила кофе, жарила цуккини с сыром сорта скаморца и вслушивалась в доносящуюся снизу перепалку. Голоса звучали глухо, но она могла разобрать каждое слово, каждую интонацию!

Надень рубашку, живо.

Да ну… О, а вот и мои кеды. Чего это они в твоей мусорке валяются?

Потому что именно там место для мусора. Надень рубашку, stronzo! Mia bambina готовит тебе завтрак, у ребёнка шок, а ты, testa di cazzo57, хочешь её оскорбить?!

Ну, так-то зачем обзываться? – в голосе Дэя слышалась почти настоящая обида. – Совсем с катушек съехал… Чем её оскорбит моя майка?

В ней ходила половина алкоголиков Сан-Эуфемии, её выкинули на обочину и терзали собаки, после её переехало поездом, на ней совокуплялись крабы и старый лодочник Пьетро мечтал на ней о дряхлых прелестях своей соседки Эвейры, эту майку выбросили в море береговые уборщики, где от неё в страхе уплыли рыбы, а затем её нашёл ты!

Хорошая же майка, только ворот рваный… Старик, а Марта его зашьёт?

Mi hai rotto il cazzo58!!! – Марте показалось, будто скальный дом, а над и маяк, содрогнулись от страшного рыка Лино.

Ой-е…

Vaffanculo…

Она улыбнулась, выровняла чашки с кофе и подошла к открытому окну. Её совсем не удивляло, что под ним внизу не было галечного пляжа и волны били прямо в отвесные скалы. Вода была совершенно другого цвета, с изумрудным отливом и желтовато-опаловой пеной. Какая разница? Надо хватать руками, прижимать к сердцу эти мгновения, впитывать их в себя, сохраняя навеки! Чтобы через пару часов, без страха, посмотреть в глаза Сандре.

Марта рассмеялась, повела плечами, с удовольствием ощущая движение мышц и отсутствие боли, и прикрыла окно. Выйдя в коридор, она подошла к узкому лестничному проёму, ведущему вниз. Ярко горели светильники, да ещё и из окон лил свет, но на нижнем этаже было сумеречно, будто внизу царил персональный вечер. И Марте совсем не было дела до того, что обрамлённое тонким тюлем окно было напротив, всего в восьми с половиной метрах от кухонного, так же выходящего на море, окна. Какая разница? Нет, чудо нельзя убивать препарированием.

Опершись руками о скрипящие перила, она чуть наклонилась вперёд и крикнула в полумрак:

Завтрак готов! Лино, вы просили меня поторопиться, уже всё на столе, – с удовольствием вслушавшись в очередную порцию ругательств от самого странного мужчины на свете, она, едва не танцуя вернулась на кухню. Боль, страх, сомнения, чувство вины – пошло всё к чёрту. Шоковая терапия по-итальянски, вот лучшее лекарство от хандры и сплина!

Они появились на кухне без шума шагов по лестнице, без скрипа рассохшихся половиц. Марта только отвернулась от окна, а оба мужчины уже сидели за столом, и Дэй с подозрением ковырял вилкой жаренные цуккини.

Старик, оно вкусно пахнет. И это не похоже на то, что делаешь ты, – он понюхал ароматный парок, прикрыл глаза, и с видом висельника, не знающего, успели ли подельники подрезать верёвку, отправил первый кусок в рот. Прожевал. И, не обращая внимания на затаившую дыхание Марту, отобрал у отца тарелку. – А ты обойдёшься, – и переложил её содержимое себе.

Ты делал много подлостей в своей жизни, Дэй, – негромким, не предвещающим ничего хорошего голосом, начал Лино, – но это уже переходит все границы.

Не помрёшь, Старик!