Хозяин моего тела

Зачем этому человеку я? Что он задумал? Почему он все время молчит?

Я лежу, парализованная ужасом. Даже пискнуть боюсь, чтобы не разозлить его.

Вроде и руки-ноги свободны, но что я могу сделать против здорового мужика? Это точно мужик. И вроде он один.

Может быть, сейчас он позвонит Элиасу, скажет, что взял меня в заложники, и начнет требовать выкуп?

Сквозь повязку не видно вообще ничего, и я ориентируюсь только на слух.

Похититель где-то совсем рядом. Неуловимо близко. Или запах одеколона настолько силен, что мне уже мерещится самое ужасное. Что его лицо в нескольких сантиметрах от моего лица.

А потом я чувствую горячие пальцы на своем колене и, позабыв обо всем, истошно, отчаянно визжу.

Всего лишь мгновение, потому что твердая рука зажимает мне рот, и кто-то тяжеленный наваливается на меня сверху, придавливая и не давая вздохнуть.

Почему-то это внезапно придает мне сил. Мужик кажется огромным, но и я не маленькая, хотя по сравнению с ним очень хрупкая.

Я начинаю трепыхаться изо всех сил, пытаясь сбросить с себя насильника, но с ужасом чувствую, что давление между моих ног только становится сильнее.

Мои яростные трепыхания его возбуждают.

Я в трусиках, и он не может ворваться в меня прямо сейчас, но это наглое и однозначное прикосновение чужого тела буквально сводит меня с ума от злости.

Я готова выцарапать насильнику глаза. А он как чувствует и резко заводит обе мои руки вверх, сжимая их своей огромной ладонью.

Я не выдерживаю и шиплю:

– Пусти, ублюдок! Элиас тебя убьет!

Он только хмыкает и безошибочно находит мой рот.

У насильственного поцелуя незнакомый вкус – аромат ментола мешается с одеколоном, начисто отбивая мои рецепторы.

Но эти властные упругие касания языка и жажда, с которой он проникает в мой рот, заставляют меня замереть от внезапного прозрения.

Это Элиас, мать его, Конте. Сам Элиас.

Кто еще пройдет через восемнадцать или больше бойцов охраны? Кто заявил мне, что всегда получает желаемое?

Только от этого мне сейчас не легче, потому что Элиас не «мальчик-романтик» и в том, что подвал наверняка не самое страшное из его «увлечений», я теперь нисколько не сомневаюсь.

Это он, но стоит ли мне дать ему знать, что я в курсе?

Наверняка стоит. Иначе этот чокнутый собственник решит, что я шлюха, которая легла под первого встречного. Что мне все равно, с кем.

Я же не сопротивляюсь его поцелую. Я лежу, боясь прикусить себе язык. Это будет не только дико больно. Я где-то читала, что, откусив себе язык, можно даже умереть.

Когда мужчина, в котором я подозреваю Элиаса, на миллиметр отстраняется, чтобы перевести дыхание, я скороговоркой выпаливаю:

– Включи свет, Элиас. Я знаю, это ты. – Он опять только хмыкает, но я не сдаюсь: – Ты сам хочешь меня видеть. Тебе будет приятнее. Включи свет. Я соглашусь на все.

Мне до боли и до безумия страшно. Каждая секунда кажется вечностью, а все тело словно покалывают миллиарды иголочек.

Пора признать: я не знаю Элиаса Конте. Я даже примерно не представляю, что у него в голове.

Но я хочу и могу его узнать.

Потому что позволить ему изнасиловать меня, а потом ненавидеть его всю оставшуюся жизнь будет чертовски глупо. Пусть он любит жесткость, он не псих.

И я повторяю:

– Я согласна. Только включи свет. Я сделаю все, что ты скажешь.

Этого достаточно. Ни прибавить, ни убавить. Решать ему.

Если он любит насиловать девушек, если он чудовище, обожающее рвать и причинять боль, мне уже не спастись.

Он прав: я сама пришла к нему в дом. Сама его дразнила. Сама подписала чертов контракт. Я не напрашивалась на насилие, но и не бежала из поместья. Я дала Элиасу над собой власть.

А сейчас впереди полная неизвестность, потому что я тоже могу ошибаться.

– Хорошо, Лола. Проверим. Поцелуй меня, – от знакомого низкого голоса я вздрагиваю.

А вдоль позвоночника прямо волна мурашек от облегчения. Это все-таки Элиас. Чертов сумасшедший Элиас Конте!

И в голове одна мысль: он настолько меня хочет, что на самые крайние меры пошел. Не было бы всей этой жути, наверное, согласись я с ним по пляжу пройти.

Не скажи я, что не люблю его.

Я сейчас даже не представляю, как я к нему отношусь. И порвать его в клочья готова за то, что он так меня напугал. И поддаться, дотла сгорев в его темной страсти.

А он… ждет.

С самой первой нашей встречи ждет моего поцелуя.

Я аккуратно поднимаю руку и на ощупь ищу его лицо. Глажу мягкую кожу скулы и жесткие волоски щетины. А потом нащупываю губы. Горячие и… не успеваю я понять ощущение, как Элиас резко касается моего пальца языком.

В кромешной темноте все ощущения в разы острее. От жаркого прикосновения в низ моего живота устремляется волна раскаленных мурашек.

Все нервы на пределе, будто оголены.

У нас с Элиасом словно временное перемирие. Будто я несу белый флаг по минному полю.

Я оставляю пальцы на его губах, чтобы не потерять их, и осторожно тянусь навстречу. А в голове глупая мысль: вдруг ему не понравится?