Хозяин Севера

С обувью было смешно — когда мы стали жить в этой квартире вдвоём, оказалось, что сам Герман никогда здесь не убирался. Я понятия не имею, как это всё работало до моего появления в этом доме — может, Герман не так уж часто принимал здесь раньше гостей, а может, за гостями сразу мыла уборщица — так или иначе, первый же гость (а это был зам Германа — Сергей Владимирович) — первый же гость, который появился в нашей квартире после того, как я согласилась на месяц совместной жизни с Германом,прошёл в кабинет своего шефа не снимая ботинок.

В тот первый раз я промолчала... а потом, когда гость удалился, демонстративно достала моющий пылесос и быстро прошлась им по полу в прихожей и кабинете.

Кажется, Герман тогда впервые ошарашенно на меня посмотрел.

— Наташ, а что ты делаешь? — спросил он, глядя, как я шурую по полу щёткой.

Я посмотрела на пылесос, посмотрела на Германа и ответила очевидную вещь.

— Мою пол.

— На это есть уборщицы, — поморщился Герман. — Ты — Луна стаи, дорогая.

Он потянулся к телефону, явно собираясь решить этот вопрос радикально, но я вовремя его остановила.

— Герман, что ты собираешься делать? — спросила я, практически повторяя его же собственный вопрос. Левицкий нахмурился.

— Собираюсь сделать так, чтобы ты больше не мыла здесь полы.

Кажется, мы оба в этот момент посмотрели на работающий пылесос.

Я нажала кнопку, чтобы прекратить гудение.

— У тебя будут помощницы по хозяйству, — протянул Левицкий, снова потянувшись к телефону.

— Герман, мне нужны никакие помощницы.

— Ты не должна заниматься подобной ерундой, — фыркнул Герман в ответ. — Наташ, ну ты что? Другая бы только обрадовалась, что ей не надо лишний раз спину гнуть.

Я тогда удивленно посмотрела на Германа.

— Меня воспитывала бабушка, — протянула я, чувствуя себя неловко от того, что приходится говорить о таких вещах. — Мы всегда сами мыли свою квартиру — мыли не моющими пылесосами, а в ручную, тряпками, сделанными из старых спортивных штанов или из старых ночнушек. Мы сами стирали и гладили. Бабуля даже химчистки не признавала — всё дома делали... Она бы перевернулась сейчас в гробу, если бы узнала, что я вместо того, чтобы провести несколько раз по полу навороченным моющим гаджетом, перепоручаю это дело какой-то нанятой женщине.

Герман молча смотрел на меня.

— И что? — спросил он, явно не понимая, что дальше делать. — Никакой помощи?

— У нас здесь трёхкомнатная квартира на двух человек, — протянула я осторожно. — Зачем нам уборщицы? Мы же не настолько беспомощные...

Я, конечно, тогда сглупила. Не надо было мне лезть со своим хозяйскими замашками в логово оборотней. Если бы Герман нанял кого-то для уборки, наверняка, это были бы оборотницы из его стаи — и так я по крайне мере смогла бы куда больше узнать об их культуре, законах и правилах ... но правду говорят: хорошая мысля приходит опосля.

В тот момент я не думала о помощнице по хозяйству как об источнике информации — я восприняла это как идею, что какая-то чужая женщина придёт в мой дом, где всё лежит в так, как мне нравится и начнёт наводить тут свои порядки ... в моём доме!

Да-да, глупо, конечно, было считать квартиру Германа своим домом... но ведь он таковым и был для меня целый год!

Впрочем, польза от того разговора всё же была — Герман, после нашего разговора, не стал вызывать никаких помощниц по хозяйству, но и не переложил всю хозяйственную часть на мои плечи. Он занимался бытом наравне со мной — закидывал вещи в стирку, орудовал пылесосом, если замечал грязь на полу... в общем, вел себя почти как идеальный муж.

По крайней мере, если сравнивать его поведение с поведением Аркаши — мой бывший не замечал порядок, он замечал только беспорядок — и делал мне замечания, что надо бы убраться, но сам при этом помогать особенно не рвался. Может, он поэтому и не ценил порядок в доме — потому что сам не наводил чистоту?

Я перевела взгляд в сторону дверного проёма, ведущего в коридор.

Интересно, Герман вспомнил про обувь, потому что уважает мой или свой труд?

Задавшись этим вопросом, я смотрела в темноту коридора... и против воли прислушиваясь к тому разговору, что вёлся в коридоре.

Женщина, кажется, уже рыдала — рыдала и просила Альфу пожалеть её дочь. На что Герман рычал, что это его решение, и оно неизменно.

Я очень хотела узнать, в чем дело, но у меня хватило ума не вмешиваться.

Посетительница пробыла в кабинете Германа не больше пяти минут — и выскочила оттуда вся в слезах. Я как раз вернулась к своему рулету, который затеяла на ужин, поэтому пропустила момент её ухода.

Когда же Герман появился на кухне, меня испугал его воинственный вид.

— Что-то случилось? — спросила я, чувствуя ,что мне хочется сейчас оказаться на другом конце города... а лучше на другом конце страны. Говорят, вот, во Владивостоке изумительные виды...

Ни говоря не слова, Герман схватил меня за шкирку и притянул к себе.

— Помолчи, Наташ, ладно, — попросил он в приказном тоне. — Мне надо успокоиться.