Хозяин травы

Странно, но квартира, которая, как потом выяснилось, обладала свойством отваживать от себя всех моих любовников — и реальных, и потенциальных, — Геру привечала. Может быть, потому, что, несмотря на все его старания, ему никак не грозило стать любовником. Может быть, потому, что он любил ее такой, какая она есть. Для других мы прихорашивались, а его могли принять в каком угодно виде. Ему все равно все нравилось.

— Как тебе идет этот халатик, — говорил он, незаметно завладевая рукавом моего старенького байкового бордового халата. (Другой — фирменный, купленный с переплатой и ни разу не надеванный, ждал своего часа в гардеробе вместе с двумя французскими лифчиками и пятью бейрутскими трусиками.) — Удивительно тебе идет этот цвет. И вообще ты похожа на египетскую фреску. Ой-ой-ой, вот так сиди, не отворачивайся. Боже мой, как я чувствую твое лицо, как я чувствую твое лицо! Особенно вот это место. — И он вкрадчиво проводит пальцем по краешку моих губ.

Я вздрагиваю и отпихиваю его руку.

— Ненормальная! — удивляется он. — Я же тебе уже объяснял: у меня такое устройство психики, что если человек мне духовно близок, то мне все время хочется его трогать. Ведь это так естественно, как ты не понимаешь, любые человеческие отношения эротичны. Отношения детей и родителей, отношения двух приятелей... Вот хочешь, я тебе прочту свое эссе «Вулканические извержения как проявление планетарного оргазма»? Я там рассматриваю гибель Помпеи с точки зрения панэроса. — И в руках его снова возникает мышиная папка с двумя розовыми хвостиками. Он дергает за один из хвостиков и ловко извлекает из нее белые шуршащие внутренности.

И я слушаю его чтение, время от времени внутренне вздрагивая при слове «оргазм» и не замечая того, что его табуретка опять пришла в движение. Опоминаюсь я только в тот момент, когда жизненное пространство вокруг меня уже сужается до катастрофически малых размеров. Я резко отодвигаюсь и упираюсь спиной в стену. Но, по всей видимости, квартира все-таки в сговоре с Герой, потому что стена вдруг отпихивает меня, Гера ловко наклоняется и впивается своим ртом мне в губы.

— Дурак! — кричу я, толкая его в грудь.

Серая папка, вильнув хвостиками, падает на пол.

— Псих! — удивляется Гера.

А ведь я была готова ее полюбить. С самого начала, как только сюда въехала после развода с мужем. Это четвертое жилище в моей жизни. Первое помню смутно. Мы переехали оттуда, когда мне было три года. Родители говорили, что это была девятиметровка в коммуналке из одиннадцати комнат. Одиннадцати комнат и соседей не помню, а помню только свое красное шерстяное платье с желтыми завязками-помпончиками у горла и еще серого человека, сидящего ночью на стуле посреди спящей комнаты и разглядывающего меня.