Наутро посвежевший и выспавшийся Никита, прихватив с собой расторопного казачка Ондрейку Головастого, отправился за обещанным проводником. Тюрьма, или холодная, поместному, располагалась тут же, на задворках комендантского дома и представляла собой бывший ледник – длинный сарай, устроенный целиком в земле, но имевший двускатную крышу, крытую сосновой корой. Окон, понятно, в тюрьме не было, но пара отдушин – в середине и в конце помещения – давали некое ощущение освещения. По крайней мере, в яркий солнечный день можно было, пообвыкнув, двигаться внутри без свечи или факела. По обеим сторонам прохода тянулись зарешеченные клети, превращенные в одноместные камеры и снабженные навесными замками. Внутри каждой стояла широкая лавка, накрытая дерюгой.
Колобов в сопровождении хмурого караульного прошел холодную из конца в конец – просто из любопытства – и насчитал только трех заключенных.
– Всего-то? – удивился он. – Эт чего ж, перевелись лихие люди али как?
– Куды там! – отмахнулся солдат. – Но только господин Козлов не велят задарма лихоимцев кормить. Дескать, пущай для обчества трудятся. Так что от зари до зари все на работах. А энти вот – хворые…
– И где ж тогда мой остяк? – насторожился Никита.
– А эвон, в первой каморе сидит.
– Хворый?!
– Не… Шустрый. Велено взаперти держать, не то стреканёт…
Остановились перед клетью возле самой двери. Солдат поднял повыше факел, и Колобов разглядел лежавшего на лавке парня.
– Вставай, ощелыжник! – грозно рыкнул караульный.
Парень медленно повернул голову, прищурил и без того узкие, раскосые глаза, снова отвернулся.
– От ведь харя остяцкая! – рассердился солдат, гремя ключами. – Ну, я тя щас!..
– Погодь, служилый, – остановил его Никита и повернулся к клети: – Слышь, паря, я урядник Колобов. Приехал в Томск по особому поручению, и господин комендант поставил мне тебя в провожатые. Сказал, что, ежели верно послужишь, он с тебя вину сымет.
Никита выжидательно замолчал, наблюдая за реакцией остяка. Тот с минуту лежал без движения, потом вдруг вскинулся, да так стремительно, что враз оказался у прутьев клети.
– Правду говоришь, казак? – Черные глаза, будто когтями, впились в лицо Колобова.
– А пошто мне лукавить? Я за делом тут, а не в шутку.
– Ну, тогда давай, выпускай меня! – рассмеялся парень, широко взмахнув руками.
– Не можно без разрешения! – заартачился караульный, но Никита цыкнул на него, пообещав нажаловаться коменданту.
Тогда, снова побряцав ключами, солдат открыл клеть и с видом оскорбленного правосудия направился к выходу. Колобов хмыкнул и махнул заключенному:
– Пошли, паря.
Оказавшись на залитом солнцем дворе, остяк радостно улыбнулся, воздел руки к светилу и забормотал что-то на своем наречии. Никита ему не мешал, приглядывался. Парнишка крепкий, жилистый, порывистый в движениях и в то же время необычайно гибок. Да и походка его показывает, что человеку много приходится ходить по бездорожью. Может, в самом деле – лесной?
– Слышь, паря, – дождавшись окончания молитвы, заговорил Колобов, – я тебе откроюсь. Послали нас отыскать несколько беглых староверов. Они, понимашь, всем гамузом сюда, к вам, драпанули, как узнали, что про их темные делишки известно стало…
– А чего натворили-то? – посерьезнел остяк.
– Знамо что – колдовство черное да обряды охальные. Супротив нашей веры христовой злое дело замышляли.
– Брось, дядя!.. У нас тут, почитай, кажный второй – колдун. А кажный первый – нехристь.
– То-то и оно!.. Но у меня приказ: найти тех бегляков и спровадить по назначению, на Зерентуйские рудники. Чтоб, значит, трудом праведным вину свою искупили… Ну, так что, подможешь исполнить?
– Подмогу, дядя, – помедлив, кивнул остяк. – Обещал уже…
– Вот и ладно, – с облегчением вздохнул Колобов. – Звать-то тебя как?
– Кёлек.
– То по-вашему. А во Христе?
– Иван… – По лицу паренька мелькнула тень. Колобов ее заметил и решил не давить на проводника.
– Ну, Кёлек, так Кёлек. А меня можешь дядькой Никитой называть. – Он поманил топтавшегося в сторонке Головастого. – Знакомься, Ондрей, то наш следопыт и проводник Кёлек.
– Коля, что ль? – не понял тот.
– Он – остяк. Имена у них чудные…
– Кёлек по-вашему означает «надежный», – насупился парень.
– Ладно, не обижайся, – хлопнул его по плечу Головастый. – Айда к нам, зараз утречать пора!..
*
Уже за полдень Колобов снова явился к коменданту. Василий Григорьевич поморщился, но велел впустить беспокойного урядника.
– Чем еще могу помочь?
– Вы же всех знаете, – Никите было неловко, но обстановка требовала ясности, – подскажите, с кого начать спрос?
– Хотите, чтобы я участвовал в этом неприятном деле? – помрачнел Козлов.
Он встал из-за стола, подошел к окну. Долго смотрел на оживленно бурлящую торговую площадь. Колобов терпеливо ждал. Наконец комендант оторвался от окна и, глядя в сторону, бросил:
– Я бы на вашем месте сходил к… отцу Елисею. Он служит в Духосошественской церкви, что на Духовской улице.
– Благодарствую, Василий Григорьевич! – Никита, радостный, буквально вылетел из кабинета.
*