Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

— А я, напротив, когда тепло, — сказал хозяин и прибавил шутя: — Так что мы не смогли бы спать в одной комнате!

Ирма не нашлась, чем ответить на шутку хозяина, и он спросил:

— Теперь все в порядке?

— Мне кажется — да, сударь, — ответила Ирма.

— Что ж, покойной ночи в новом доме! — сказал хозяин, возвращаясь к двери.

Ирма тоже пожелала хозяину покойной ночи, однако же закрылась на ключ и привязала ушко ключа к ручке двери, как ее учила Лонни.

VI

И на следующий день хозяин не обедал дома. Ирма облегченно вздохнула — ее пугало, сможет ли она приготовить обед. Еще в деревне, в школе, она, правда, прошла курсы домоводства, но курсы курсами, а готовить обед самой — дело иное. На курсах все только учишь, что и как надо делать, а готовя обед, приходится все делать самой. Когда учишься — по книге ли, по тетради или со слов учителя, который все показывает, — кастрюлю, котелок или сковородку держат чаще всего чужие руки, суп мешает чужая ложка, да и пробует на вкус варево кто-то другой, а не ты. А тут берись за все сама: сама себя учи, сама держи сковородку или кастрюлю, мешай суп, орудуй ножом, пробуй, вороши огонь в плите или возись с кольцами плиты — они никак не вынимаются или выскакивают с грохотом и катятся прямо на кастрюлю или на пол; в кастрюле до краев кипяток, он льется, шипя, на раскаленную плиту, пар обжигает руки. В эту минуту ты можешь от боли выпустить из рук сковородку, а то и толкнуть, повалить что-нибудь — и вот нежданные плоды твоего хозяйничанья: кухня вся в синем дыму и едком чаду… А то еще вдруг чувствуешь жгучую боль в ноге — на нее капнуло что-то горячее. Чуть не плача, ты спешишь открыть все отдушины и окна, чтобы поскорее вытянуло зловонный дым, пар и гарь. Но, как назло, чад не выветривается и лезет сквозь закрытые двери и даже стены. Вскоре вся квартира полна густой вони, и ничем ее не прогонишь. Лишь потом ты замечаешь, отчего так стойко держится чад: на плите, едко дымя, что-то горит. Ты хочешь схватить старую газету, чтобы смочить ее и обмахнуть плиту, но ни в кухне, ни в коридоре, ни во всей квартире старой газеты нет. Ты готова отдать за нее спасение своей души, но — нет, нигде не найти ни клочка старой грязной газеты. На твою душу никто не покушается, но плита по-прежнему дымится, дымится, и чад стоит — хоть топор вешай. И все только потому, что у тебя нет старой газеты — смочить ее и стереть с плиты гарь, перевернуть газету другой стороной и — протереть еще, еще раз. Ага, только теперь ты понимаешь, какое это невежество, когда нет под рукой культурного наследия, понимаешь даже в том случае, если не имеешь и понятия, что это наследие существует. Ты могла бы взять, конечно, и новую газету, но ее тотчас стали бы искать и искали бы, пока не догадались спросить тебя, попавшую в беду на кухне. Поэтому лучше уж обойтись без газеты, если нет старой газеты, то есть культурного наследия, — так одним нареканием, одной неприятностью меньше. Проклиная свою судьбу, ты берешь нож, которым переворачивала куски мяса на сковородке, и начинаешь скоблить им дымящуюся плиту, чтобы счистить горелый кусок. Ноет обожженная паром рука, саднит нога, на которую попала капля кипятку, но ты скоблишь и скоблишь, не обращая внимания на боль. Сковородка с жарким остывает в стороне, суп в кастрюле выкипел, а если на огне стоял молочный суп, может случиться, что в то самое время, когда ты усердно скоблишь плиту, из-под крышки выползет пена — и придется начинать все сызнова, — ни старой, ни новой газетой, вообще без газеты, только ножом, острием ножа, — знай скобли и скобли, словно в этом спасение твоей души.

Ирма была сыта по горло обедами, когда приходилось не изучать их по курсу домоводства, а готовить самой. Учиться было приятно и весело, готовить — сущий ад. Лонни постигла этот ад гораздо лучше, чем Ирма, она прошла через него до того, как укрылась на конфетной фабрике. И когда Ирма сказала, что она хочет, вернее, — должна испытать этот ад, потому что иначе ей не попасть в обетованное царство небесное, то есть за конторский стол, Лонни заставила Ирму готовить обед дома: давала ей продукты и говорила, мол, приготовь это и то, ведь ты думаешь, что тебе все ясно; или вручала ей деньги и говорила, чтобы купила того и того-то на обед троим. После этих испытаний Лонни и пришла к выводу, что Ирме надо наняться к одинокому мужчине, который ходит на службу и потому не сможет узнать, что происходит дома, когда готовится обед. К тому же Лонни считала, что мужчины никогда не имели о еде ни должного понятия, ни вкуса к ней. Хоть клади им на стол подметку вместо жаркого, все равно съедят, да еще и похвалят. Прямо стыд берет, за что готовы хвалить тебя мужчины, если ты еще молода и краснощека.