Хозяин всего нашего

– Почему вы на меня так смотрите? Вы так пристально глядите, мне становится неприятно…

Я смотрела на юношу и ждала, когда проснусь, не заговаривая и не сводя глаз с его лица. Внезапно парень обеими руками ударил поручень, за которым были спинки сидений впереди нас. «Господи Боже», – пробормотал он про себя, встал и опустился снова на место, на котором сидел до этого. Еще раз окинул меня взглядом, надел наушники и стал смотреть в экран.

Дедушка, который все время прислушивался к нашему разговору, отвернулся и стал смотреть в ночь. А я ждала пробуждения.

Очень слабо, едва заметно вдали показались красные искры. Сначала они казались прерывистой лентой, потом постепенно стали обретать ясную форму. В сумрачном белом пейзаже, в плену которого мы находились, эти красные светящиеся пятна напоминали мне маки. Их было полно на лугу, где я играла в детстве. Ярко-красные нежные лепестки, колеблющиеся на ветру, и вся в точках, словно обрызганная черной тушью сердцевина. Маки были соблазнительными и сильными. Я любила их, простые и красивые. Их однообразный пламенный цвет освобождал меня изнутри. Мне нравилось рисовать маки, у меня была целая серия работ. Заканчивая одну или две картины, я чувствовала себя пробужденной, – эротическое вдохновение цветка вдохновляло меня на любовь. Помню, однажды утром, когда я рисовала маки, у меня пошла носом кровь и попала на акварельную бумагу. Кровь разошлась по листу, и я оставила ее на растянутой белой бумаге. Несколько капель крови, моей крови, стали лепестками красных маков. Вот так сейчас выглядела белизна пространства, в которое я смотрела сквозь заледеневшее стекло водительской кабины. Всюду бело и влажно – и приближающиеся красные пятна. Они колыхались, преломлялись в ледяном узоре на стекле, как цветы на ветру. Тишину холодной ночи прорезал скрежет тормозов. Перед нами встал грузовик Авто-мотообъединения, украшенный гирляндой из семи красных лампочек, вероятно, оставшихся от празднования Нового года. Послышался звук открываемых дверей и мужские голоса, затем энергичный стук в окно:

– Открывайте! Мы приехали за вами. Ну же!

Я побежала к панели управления. Дедушка и парень в наушниках сидели словно замороженные. Они не обращали внимания на людей – ни на спасателей, ни на меня, – сидели и смотрели каждый в свою сторону: дедушка – в окно, парень – в экран телефона.

– Как вам открыть? Что нажать? – крикнула я.

– Кнопка рядом с переключателем скоростей. Зеленая. Скорее, у нас мало времени.

Я нашла кнопку, нажала, и дверь водительской кабины открылась. Ледяной ночной воздух и порыв ветра со снежинками ворвались в автобус, где уже было довольно холодно, но еще терпимо в сравнении со стужей дикой метели за пределами его металлических стенок. Было почти десять вечера. Невероятно: мне ни разу не пришло в голову посмотреть на часы.

Нас всех усадили в кабину и отвезли к железнодорожному вокзалу. Я сидела в грузовике и слушала разговоры о церкви, государстве и наркомании. Один участник спасательной команды предложил нам спиртное. Я не стала, парень с наушниками тоже. Дедушка радостно принял бутылку, ее едва отняли у него после того, как он влил в себя пол-литра. Каждый раз, делая глоток, он испускал странный звук, напоминающий победный возглас. Это раздражало. Я подумала о том, как ему хорошо, как прекрасно вскрикнуть при каждом глотке алкоголя – почувствовать радость, абсолютную радость. Иногда я наблюдала за людьми, занятыми самыми обычными повседневными делами. Смотрела, как они берут корзинку и выбирают фрукты, как идут к кассе, платят, благодарят кассиршу, улыбаются ей, выходят из магазина… Как легко они выполняют простые действия. Легкость жизни, – вот чего я никогда не умела. Взять корзинку и выбирать сыр или мясо. Каждое мое действие было отягощено мыслями. Для каждого было нужно завести машину, пустить в ход систему и только тогда протянуть руку и взять сыр из холодильника.

Я вышла из грузовика и пошла пешком дальше по Караджорджевой улице. Снег падал неустанно. Он лез мне в глаза, и я постоянно моргала или жмурилась, сужая поле зрения. Я открыла сумку и поискала очки. Было разумнее смотреть сквозь запотевшие стекла, чем идти с закрытыми глазами. Очков не было. Я остановилась. Перетрясла всю сумку, снова и снова. Конечно, они не могли остаться в библиотеке: я их не доставала. Совершенно точно я брала их из дома. Надела куртку, повязала шарф, взяла сумку, проверила, в ней ли бумажные платочки, кошелек, футляр с очками. Да, я их точно брала. У меня ударяло в голове. Без очков я не могу.