Хозяин всего нашего

Нет, – ответила блондинка и вышла из подъезда, а ее благоверный сбежал в квартиру. На этаже подо мной собираются бомжи, иногда под крышей ловят голых китаянок и их клиентов, по утрам мы проходим мимо мусора, презервативов, лежат шприцы, иглы, бутылки из-под пива. Шум делался все сильнее. Кто-то стучался в мою дверь – звонок я давно сняла. Дверь пинали ногами. Полвторого… Я не открою, я никогда не открываю, когда снаружи заваруха. Ворочаюсь, меняю подушки. Часы отмеряют время… Неделю назад у меня был день рождения. Кажется, это было в тот день, когда я оставила открытым окно в ванной – или плохо его закрыла. Когда я пришла домой, все было мокрым, в ванне лежал снег. Полотенца сочились влагой, мыло почти заледенело, баночки с кремом и флаконы с гелем для душа попадали с полок и валялись в луже на полу. В квартире стоял ледяной холод. В тот день не переставая шел снег. Странная нынче зима, – подумала я. Что-то тихо похрустывало. Звук доносился из-под моей кровати. Я нагнулась. Большая мышь держала в передних лапах лист салата и отчетливо хрустела. Мышь посмотрела на меня, когда в ее поле зрения появилась перевернутая голова – это я, лежа на кровати, свесила голову, чтобы посмотреть, что это за звук. «Добрый день, – сказала мышь. – Не мешай мне, я здесь живу». Я ничего не сказала, лишь смотрела на нее. Мне стало неприятно. Оказывается, у меня есть сосед по комнате. Я вернула голову на подушку и продолжала слушать, как мышь жует салат. Но хруст становился все громче – в какой-то миг он превратился в невероятный шум, от которого у меня заболела голова. Звук с рокотом разносился по комнате, словно какие-то огромные керамические зубы бились не на жизнь, а на смерть. «Перестань!» – закричала я. Ничего не произошло. «Перестань! – крикнула я громче. – Перестань сейчас же!» Несносный шум прервал стук в стену. Хруст затихал, но стук становился все сильнее. Я открыла глаза. Кухня была окрашена красным от сигнала светофора. Я учащенно дышала. Сосед стучал в стену. Может быть, я кричала вслух. Доносились звуки телевизора, кто-то ссорился. Сосед прекратил стучать. Половина четвертого. Часы все бегут. Неутомимые, занудные, сосредоточенные на себе часы стучат в своем однообразном ритме. Одни – другие, одни – другие, одни – другие… Я хотела заглянуть под кровать, но мне показалось, что если я нагнусь, у меня лопнет голова. Кухня снова осветилась красным. Выпрямившись, я приподняла майку, в которой спала. Я смотрела на сменяющиеся цвета сигнала: зеленый, красный желтый, зеленый, красный желтый… – на ямку на груди, ямку между двумя рядами ребер, образующих крепкую дугу, что защищает сердце, слегка вытянутое вследствие вытянутой грудной клетки – так мне сказали. Ямка вдрагивала в такт взволнованным ударам. Кожа поднималась и опускалась в ритме бегущего сердца, которое словно хотело выскочить наружу. Я наблюдала за сердцебиением, и меня, как и всегда, завораживала эта картина: какое движение в спокойном, меланхоличном теле, какая борьба мышца и свода ребер, чтобы остановить сердце, убедить его остаться на месте.

Обещание, что все будет в порядке, – и сердце снова поддается, верит этому. Словно верткая зверюшка, которая остается в клетке, когда ей покажут лакомство. Наивно. Я сбросила с себя одеяло и увидела, что легла в штанах. Поискала очки. Ох, нет… Я вспомнила, что у меня больше нет очков, и меня стала одолевать паника. Онемела нижняя челюсть, ледяной поток прошел по позвоночнику, сердце спешило, с ужасной силой ударяя о грудную клетку.

Я снова легла. Ничего страшного, – повторяла я себе, – ничего, ничего страшного… Сосед опять стучал в стену. Теперь мне было непонятно, почему. Завтра, может быть, я узнаю, что у него был сердечный приступ и он просил о помощи. Такое может быть, он уже старый… Носит усы, одинаковую шляпу во все времена года и никогда не спит. И плохо слышит – включает телевизор на громкость, которая не позволяет сосредоточиться на своих мыслях даже на два этажа ниже нашего. Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, – машины проезжали Поп-Лукиной улицей.

К остановке я шла по привычке. Не видела четких очертаний людей и зданий, но ориентировалась вполне хорошо. Пролетали снежинки. На остановке было больше людей, чем обычно. Наверное, не смогли завести свои машины и были вынуждены воспользоваться общественным транспортом. Часть улицы была очищена. Зима прекрасна, – подумала я и выдохнула пар. Холодно не было – было влажно, пасмурно. Я шла вдоль столбиков, отделявших тротуар от проезжей части, и оставляла за собой след ребристых подошв. Трамвай все не подходил, и те, кто его ждал, уже очевидно нервничали. Собирались в группки и разговаривали. Неприятности сближают. А я? Не знаю: телефон я не включала уже несколько дней, думаю, со дня рождения, а часы не взяла, так как стрелки не разглядеть без очков. Что, если двери закроются, – подумала я. – Если я не попаду вовремя в свой белый мир. Я поищу директора. Иногда во мне странным образом рождалось доверие к нему.