Храм и рынок. Человек в пространстве культуры

Авангард, когда-то восставший против рынка и «буржуазности», оказался ангажирован и коммерциализирован настолько, что сегодня за не вызывающие удовольствия произведения искусства люди вынуждены платить значительные деньги. Рынок с самого начала своего зарождения противостоял Храму как месту соборности. В противоположность любви он культивировал враждебность, агрессивность и конкуренцию. Но он же намертво связывал изолированных товаропроизводителей сетями обмена и взаимной зависимости. В противоположность национальной замкнутости, он развивал коммуникации с чужими. В противоположность вечному, он все время требовал нового. В эти тенденции к разрушению единства на основе крови, почвы, традиций и ценностей вписываются и постмодернистские практики превращения некультурного в культурное, старого и забытого в новое и модное. Эта аналогия с рынком, нашедшим новые способы объединения людей, обнаруживает границы постмодерна и снимает опасения в том, что он ведет к крушению порядка. В современной культуре, кажется, не осталось ничего, что бы не подвергалось сомнению и отрицанию. Наука когда-то пережила период потрясений, когда сомнению подверглись ее картина, основные принципы, вера в причинность и объективность. Несмотря на время от времени провозглашаемую смерть Бога, субъекта, души, истории и т. п., цивилизация не распалась. На место устаревших идей пришли новые. Как после реформ Петра в России мало что осталось, так и после постмодернистских проектов вряд ли что-нибудь будет окончательно преодолено. Постмодерн не является какой-то совершенно новой фазой развития. Хотя в его проекте не предусматривается места для многих привычных фигур и, в частности, для академической философии, тем не менее они продолжают действовать под другими именами и будут требовать постоянных усилий эмансипации. На это обстоятельство обратил внимание и Лиотар в ходе затяжных дискуссий о постмодерне: «Постмодерном оказывается то, что внутри модерна указывает на непредставимое в самом представлении; что отказывается от утешения хорошей формой, от консенсуса вкуса, который позволил бы сообща испытать ностальгию по невозможному; что находится в непрерывном поиске новых представлений — не для того, чтобы насладиться ими, но чтобы лучше почувствовать, что имеется и нечто непредставимое» (Лиотар. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Ad Marginem 93. Ежегодник. М., 1994. С. 322).

СВОЕ И ЧУЖОЕ: ОПЫТ ГРАНИЦЫ

Порядок обнаруживается в процессе его нарушения, а граница — при попытке ее перехода. Отсюда следует важная роль запретного и недозволенного. Между тем в культуре отсутствуют подробные описания негативного, которое всегда покрыто флёром таинственности. Усилия интеллектуалов сосредоточены на подробных описаниях позитивного, а язык создан так, что почти не приспособлен для сообщений о небытии. Небытия нет. Плохое — это нехорошее, грех и преступление — это зло. Негативное как бы огорожено столбами вехами и стенами, и поэтому оно описывается со стороны, повернутой к позитивному. Избушка ведь стоит к нам задом, а фасад ее осматривать не рекомендуется. Но и это немало. Хотя нельзя проникать за ограду запретного, но мы можем подойти к границе с «нашей» позитивной, стороны и внимательно ее осмотреть. Как и на всякой границе, мы там не увидим ничего чужого и страшного, что можно и нужно запрещать. Стенка как стенка, и только надписи на ней сделаны на незнакомом языке. Если из одностороннего анализа границы ничего извлечь нельзя, то надежды на то, что проникновение за ограду разрешит проблему и все тайное предстанет перед нами во всей своей пугающей наготе, тоже оказываются обманутыми. За границей другой и все тот же порядок.

Негативное — это не трансцендентное. Даже запрещенное, оно всегда с нами. Но попытки прямо предъявить и таким образом убедиться в его существовании или своеобразные «экскурсии» из одной зоны в другую приводят путешественников к странному выводу, что «свое» лучше и привычнее чужого, что за границей обыденной жизни, в состоянии праздничной эйфории нельзя находиться слишком долго, ибо от нее болит голова, и поэтому всегда так тянет возвратиться к себе домой, в привычную колею быта и работы. Неудивительно, что в древности, когда запретов — казалось — было больше, разрешалось по определенным праздничным дням их нарушение, и не только для разрядки, но и для того, чтобы любить и уважать спасительный порядок.