Храните вашу безмятежность

— Безумной саламандры?

— Да, Филомена! И теперь ты ответишь за это. Ты за все ответишь.

Голубка шипела, угрожающе нависая надо мной. Я съежилась на стуле, пытаясь не слушать.

— Синьора Раффаэле, — спокойный мужской голос заставил Паолу вздрогнуть.

— Синьорина, — поправила она вошедшего в комнату молодого человека и расплакалась.

— Синьорина Раффаэле, — послушно повторил он, — благодарю вас за услугу. Теперь, когда вы столь быстро сопроводили ко мне дону догарессу, вынужден просить вас уйти.

— Но мне есть что вам рассказать, господин прокурор.

— Изложите это письменно. — Прокурор выглянул в коридор. — Проводите синьорину в ее покои и выдайте ей писчие принадлежности.

К кому он обращался, мне видно не было. Паола вышла, шлепая по паркету босыми пятками.

— Дона догаресса, меня зовут Витале Лакорте. — Молодой человек обошел стол и сел, упершись локтями в столешницу и сложив ладони шалашиком. — Я прокурор Совета десяти и хочу задать вам несколько вопросов.

Ему было около тридцати. Или больше, или, напротив, меньше. Внешность синьора Лакорте была столь заурядна и лишена особых примет, что уцепиться хоть за что-нибудь взглядом не представлялось возможным. Небольшие светлые глаза, серые или голубые, нечеткий рисунок бледных губ, круглое мягкое лицо, нос уточкой, льняные волосы коротко острижены, прикрывают уши и касаются кончиками воротника черного камзола.

— Вы можете говорить?

Я молча кивнула.

— Будете плакать?

Я покачала головой.

— Хотите пить?

Я пожала плечами.

Он поднялся, вышел из кабинета, вернулся с медной кружкой, полной воды. Мои зубы отбили дробь о ее край.

— Благодарю.

Кружку прокурор мне не оставил, передал ее кому-то за дверью, вернулся за стол и принял допросную позу с локтевым упором и ладонями шалашиком.

— Итак?

— Синьора Муэрто действительно погибла?

— Разве вы этого не желали?

— Никогда.

— А если бы желали, как бы действовали?

— Не с помощью саламандр, — фыркнула я. — Мне бы хватило ума избегать всего, что связало бы убийство с фамилией Саламандер-Арденте. От яда я, положим, тоже отказалась бы. Хотя ядом можно было бы пропитать страницы книги о путешествиях, которую матушка любит читать. Любила…

Я почувствовала, как по щекам текут слезы. Стряхнула их, мотнув головой, шмыгнула носом.

— Продолжать?

Прокурор после паузы спросил:

— Кто рассказал вам о таком способе отравления?

— Никто. Я только что его изобрела. Разве он не логичен? Книжные страницы часто слипаются, и читатель облизывает пальцы, чтобы было удобно листать. Так яд проникнет через рот. Иногда острый край страницы режет пальцы, в таком случае яд попадет сразу в кровь, и, наверное, будет действовать несколько быстрее.

Синьор Лакорте опустил руку под стол. Скрипнул выдвижной ящик, и на свет появился лист бумаги. Свинцовый карандаш прокурор извлек из внутреннего кармана.

— Какой именно яд вы бы использовали? — Он быстро писал и задал вопрос, не прерываясь. — Название?

— Не уверена, этот вопрос я не изучала. Наверное, тот, который обладает растянутым по времени действием.

— Почему?

— Чтобы в момент смерти жертвы отсутствовать и отвести подозрения.

— Великолепно, — пробормотал прокурор себе под нос.

— Обращайтесь, — разрешила я. — Злодейские планы — мое кредо.

Он сложил исписанный лист и спрятал его в карман, достал из ящика другой.

— Если бы вы все-таки воспользовались саламандрами, дона догаресса…

— Никогда! Я Саламандер-Арденте, моя семья занимается разведением этих чудесных ящериц уже несколько поколений. Огненные саламандры — наш хлеб, наш символ, наше благосостояние. Использовать одну из них для убийства — непростительный грех.

— Ваши питомцы часто впадают в безумие?

— Это самые покладистые и дружелюбные создания во всех обитаемых мирах.

— И все же.

— Иногда. Самцы. В период брачных игр. — Я говорила, а волосы на моей голове шевелились от подступающего ужаса.

Каминная саламандра в спальне матушки была самцом. Чикко пришла с ним поиграть, видимо, развлечение ей наскучило, и кавалер попытался следовать за ветреной подружкой. Саламандры не могут покинуть огонь самостоятельно, но этот, наверное, смог.

— Отчего они могут взорваться?

А ведь был взрыв. Я его слышала, но приняла за фейерверк. Предположим, кто-то накачал ящерицу взрывчатым веществом…

Прокурор повторил вопрос.

— Помолчите! — прикрикнула я. — Вы мешаете думать.

Так-так… Ну хорошо, чисто теоретически, я надеваю перчатки, достаю из камина саламандру, опускаю ее в футляр, та засыпает. Левой рукой я разжимаю ей челюсти, правой — сыплю в глотку… ну, например, порох. Ба-бах! Осколки футляра летят мне в лицо. Порох воспламенился от внутреннего жара саламандры.

— Это невозможно, — сообщила я прокурору. — Если был взрыв в камине, взрывчатку подложили непосредственно в него.

— Каким образом? Злоумышленник тогда подорвался бы одним из первых.

— Она могла находиться внутри полена, — предположила я. — В выдолбленном углублении. Дерево прогорело не моментально, вещество вступило в контакт с огнем, взрыв, но преступник слышит его уже с безопасного расстояния.