Храните вашу безмятежность

— К причалу, вас отвезут в «Нобиле-колледже-рагацце», багаж уже погружен в гондолу, серениссима.

— Не называйте меня так!

— Дона догаресса.

— Только что я получила развод!

Синьор Копальди грустно улыбнулся:

— Вы получите документы не раньше осени, Чезаре продолжает защищать вас.

Мне стало так стыдно, что нашлись силы попрощаться с достоинством.

— Всего доброго, Артуро, — присела я в церемонном реверансе. — Прошу лишь об одном: храните его безмятежность, оставайтесь ему другом до самого конца.

Гондольер был в маске Гражданина, а судно его — обшарпанной городской посудиной. Я села на свой сундук и смотрела на удаляющиеся резные колонны и башенки, пока они не скрылись за изгибом канала.

— Синьор Вольто, — спросила я, — вам оплатили маршрут до «Нобиле-колледже-рагацце»?

Гондольер молча кивнул.

— Сколько мне придется доплатить, если вы доставите меня в Дорсодуро?

Мне хрипло ответили, что доплаты не потребуется, так как расстояние примерно равно заказанному.

— Драгоценная дона желает посетить монастырь Санта Марии?

— Моя цель расположена неподалеку, добрый гражданин. Вы ведь поможете мне поднять багаж?

За четверть базанта он согласился. Когда сундук очутился уже на причальном порожке, я заплатила гондольеру целый базант из непонятно каким образом очутившегося на поясе кошеля. Кажется, за деньги я должна благодарить Артуро.

Ключ лежал под треснутым цветочным горшком справа от двери, отворив ее, я затащила в дом сундук. Пахло пылью и плесенью. Здесь давно никто не останавливался. Наверное, с последнего школьного бала, когда Филиппо и Франциско посещали Аквадорату. Городской дом достался батюшке по наследству от какого-то дальнего родственника, тоже Саламандер-Арденте, именно поэтому на кирпичном фронтоне кое-где сохранились фигурки выложенных из мозаики ящерок.

Достав из сундука первые попавшиеся тряпки, я поднялась в спальню, бросила их на голую кровать, рухнула следом и заснула.

Вечность. Сон длился именно столько.

— Идиотка, — говорил кто-то визгливо, — она собралась умереть здесь, в грязи? О боже, она воняет! Даже вампирского носа экселленсе не нужно, чтоб…

— Милая, ты была права, — отвечал мужчина. — Дорсодуро, напротив монастыря Санта Марии, дом с саламандрами.

— Нам повезло, что мои пышные прелести приглянулись Филиппо, или Франциско, я их абсолютно не различаю, и юный синьор Саламандер-Арденте передал мне любовную записочку на балу.

— Мне стоит ревновать?

— Дурачок.

Целовались они еще громче, чем беседовали. Я застонала.

— Она приходит в себя. Филомена!

Меня приподняли за плечи и энергично встряхнули.

Я открыла глаза.

— Маура?

Панеттоне улыбалась, по щекам ее текли слезы.

— Карло, помоги ее поднять, — велела командирша худощавому черноволосому синьору, в котором с трудом, но угадывалась моя дважды бывшая фрейлина Маламоко. — В ванную. Боже, Филомена, ты что, мочилась под себя?

Меня куда-то поволокли. Носки туфель зацепились за порог, Карло чертыхнулся.

— Брысь, Панеттоне! — Он подхватил меня на руки. — Разожги огонь, в гостиной я видел футляр с каминной саламандрой.

Маура, к удивлению, подчинилась. Издали до меня донесся ее голосок:

— Не вздумай раздевать Филомену, рожа твоя сластолюбивая.

Меня опустили на холодный мрамор, осторожно придержав затылок. Я потеряла сознание.

— Филомена, — звала Маура, — наша маленькая отважная Львица.

— Холодно… — прошептала я.

— У тебя лихорадка. Лекарь сказал, что худшее уже позади.

Я повернула голову, почувствовав щекой подушку. Спальню заливал полуденный свет, новые кисейные занавески трепетали у открытого окна. Синьорина да Риальто в домашнем сером платьице сидела боком на кровати и держала меня за руку.

— Сколько прошло времени? — вопрос получился тихим.

— С какого момента? — переспросила Маура. — Мы с Карло обнаружили тебя здесь двенадцать дней назад, а до этого почти неделю искали по всей Аквадорате. И, учти, спохватились мы не сразу.

— Чезаре…

Она потупилась:

— Лекарь велел ничем тебя не тревожить. Поэтому, Филомена, отложим разговоры на потом.

Маура отпустила мою руку, куда-то пошла, продолжая говорить, звякнуло стекло о стекло.

— Мы заняли вторую спальню, пришлось там все поменять, старые матрацы прогнили. — Маура вернулась с подносом, поставила его на прикроватный столик, помогла мне сесть, подложив под спину стопку подушек и подушечек. — Ешь, набирайся сил, они тебе понадобятся.

Руки дрожали так сильно, что мне не удавалось удержать ложку. Панеттоне ее отобрала и стала кормить меня горячим бульоном с видом любящей матери.