— Как ты думаешь, кому он поверит: мне или тебе?
— Ладно, — затушив сигарету об подоконник и сплюнув на пол, произнёс Алексей, — пока один ноль. Но мы ещё встретимся с тобой.
— Пренепременно, — бросил вслед больному журналист.
Пётр Алексеевич вернулся на пост и устало сел на стул. Сон медленно и неотвратимо наваливался на него, признаться, за текущий день он очень устал. Внезапно зазвонил стационарный телефон. Его звон, как набат, разносился по отделению. Немного поколебавшись, Ручкин взял трубку.
— Алло, — произнёс он.
— Не «алло», а правильно говорить «первое отделение слушает», — ответили на том конце провода.
— Первое отделение, — исправившись, ответил журналист.
— Молодец. Расслабься. Не узнал, что ли?
— Нет.
— Это Василий Иванович.
— А, Василий Иванович, простите, не узнал. Богатым будете.
— Буду, — буркнул в трубку врач. — Ты извини, я раньше хотел позвонить, да забегался что-то. Как ты там? Всё хорошо?
— Работаю в поте лица. На вверенной вами территории без происшествий.
— Смешно, — фыркнув в трубку, произнёс заведующий. — Ладно, давай, до утра.
Следующие два часа Пётр Алексеевич безуспешно боролся со сном. В неравной борьбе выигрывал последний. Ручкин ещё раз прошёлся по палатам, один раз покурил и начал засыпать, сидя на стуле. Положение спасла внезапно появившаяся Лариса Геннадьевна. Она сладко зевнула, потянулась и произнесла:
— Спать хочешь? Иди в сестринскую, поспи. Часиков до пяти можешь смело залипнуть.
Уговаривать дважды журналиста не пришлось. Он взял ключ у медсестры, дошёл до нужной двери, открыл замок и, не включая свет, рухнул на диван.
Эпизод третий
— Возьмите котика, — говорила маленькая девочка проходящим мимо людям.
Кто-то скромно улыбался, кто-то стыдливо прятал взгляд, а кто-то безразлично проходил мимо. На улице было холодно. Девочка, одетая в розовый пуховик, вязаную красную шапочку и такие же варежки, притопывала ногами о холода и дула в маленькие ладошки.
— Возьмите котика, — произнесла она очередному прохожему.
— Ну-ка покажи, кто там у тебя? — произнёс, остановившись, мужчина.
Девочка расстегнула молнию на пуховике, и оттуда показалась маленькая мохнатая мордочка. Большими влажными глазами котёнок смотрел на человека снизу вверх.
— И как его зовут? — деловито спросил прохожий.
— Не знаю, — тонким голосом ответила девочка, — я его на улице нашла. Он замерзал. Возьмите котёнка, — вновь повторила она с надеждой в глазах.
— Дитя, это жизнь. Выживает сильнейший, — философски изрёк мужчина. — Брось это блохастое существо и иди домой.
Котёнок испуганно убрал мордочку обратно в недра пуховика, а девочка застегнула молнию. Вечерело. Мороз крепчал. Щёки девочки задубели на морозе, а на ресницах появился иней. Никто из проходящих мимо людей не хотел спасать животное. Вздохнув, ребёнок побрёл домой. Войдя в подъезд и поднявшись по лестнице на свой этаж, девочка остановилась перед входной дверью. Расстегнув пуховик, она посадила котёнка на пол. Тот, обретя твёрдую поверхность под лапками, радостно замурлыкал и принялся тереться головой об ногу ребёнка. Рука дотянулась до звонка, и через мгновение дверь открылась.
— Мама, можно он будет жить у нас? Он очень хороший. Посмотри, какой он красивый.
Котёнок, радостный, что обрёл дом, засеменил в квартиру.
— Пошёл вон, — крикнула женщина, пнув ногой маленькое существо. Раздался жалобный визг. — Маша, я же говорила тебе не водить в дом животных, — произнесла с укором женщина и, схватив девочку за капюшон, затащила в квартиру, захлопнув дверь.
Котёнок грустно посмотрел на дверь и, съёжившись, уселся возле стены.
Пётр Алексеевич поднимался по ступеням, насвистывая весёлую мелодию. Увидев дрожащее животное, он остановился и присел на корточки.
— Это кто тут у нас такой? — ласково произнёс Ручкин, приподняв котёнка на вытянутые руки. Неожиданно маленькие когтистые лапы начали расти и увеличиваться в размерах, превращаясь в человеческие руки. Они сомкнулись на горле журналиста и начали его душить. Кошачья морда превратилась в лицо Иванова. Воздух кончался, в глазах потемнело.
Пётр Алексеевич резко вскочил с дивана, часто дыша. Лицо его было в холодном поту. Рот пересох. Нащупав в темноте выключатель, он включил свет, налил из графина воды и жадно выпил.
«Приснится же такое, — произнёс он, смотря на себя в зеркало. — Так и с ума сойти недолго». Ручкин как будто бы до сих пор ощущал сомкнутые пальцы на своей шее. Выйдя в коридор и дойдя до поста, он спросил у заполнявший журналы Ларисы, который сейчас час.
— Без десяти пять, — ответила медсестра, взглянув на Ручкина, — а ты чего такой бледный?
— Да так, приснилось что-то.
— Эх, впечатлительная ты натура, Петя, — с укором произнесла Лариса Геннадьевна. — Я тебе правду скажу, только ты не обижайся. Хорошо?
— Да какие обиды.
— Не сможешь ты здесь работать. Не твоё это всё.
— Я и сам знаю, — ответил журналист.
— Ладно, сходи кофейку попей, а то выглядишь как жёваный носок.