Хранитель детских и собачьих душ

Цок-цок-цок. Прошла медсестра по коридору. Заглянула в палату:

– Девочки, заканчивайте посиделки! Пора в процедурную!

– Счас, Зоя Михална!

– Поспешите, – и уцокала прочь.

– Ну, так как же? – поинтересовалась Светка.

– Мы договорились, – прищурил свои колдовские глаза Димка, – уговор на крови. Кому выпадет жребий – тому и… – показал царапину на запястье. Такие же царапины, конечно, были и у других ребят.

– Так давайте, что ли, жребий тянуть! – спохватилась толстая Катя. – Пока не вернулась медичка!

– Девчонкам нельзя.

– Вот и льзя. Думаешь, трусливее тебя? – негодующе нахмурилась Светка.

– Не-а. Я думаю, Батька с тобой и говорить не станет, не то что показываться.

– А вдруг станет?

– А-а. Не то еще рассердится, что девчонка пришла, – сгинешь ни за что!

– Что ж, тогда сами. А мы за вас пальцы держать будем, – покорилась Светка (хоть и боевая девчонка, а страшно ей было, да признаться стыдно).

– Я тянуть не буду, – скуксился Славик. – Пусть я трус, но тянуть не буду.

– Блин, педик ты и баба! – выругался Артем.

– Выбирай выражения! – прикрикнула Светка.

– Де-е-евочки-и-и! – позвала медсестра из коридора.

– Я буду тянуть, – сказали из угла. Тиша– Тимофей сказал.

Он все лежал на своей кровати незаметно, как мышонок, и в разговоры не встревал. Незаметный молчун. Невидимка. Тихушник. От процедур его рвало очень сильно, надолго потом вырубался, а когда болело внутри, прятал голову под подушкой, залезал совсем под одеяло, закукливался, – не дай бог, услышит кто, как он плачет. Гордый. Никакой. Ничей друг.

– Мы тебя в свои не звали, – подбоченился Артем.

– Не дури, – оборвал его гонор Димка, – он тоже имеет право.

Сенька-непоседа вывернулся из одеяла, подсеменил к Тише, хлоп по плечу: уважаю, мужик!

Девчонки возбужденно заблестели глазками. Чуть сдвинулся Димка на кровати, остальные подсели в кружок, сгрудились около.

– Четыре спички, – предупредил Димка, показал коробок на ладони, – одна короткая. Торжественно обвел ребят взглядом.

– Тяни, Катя. А Света скажет, кому.

– О’кэй, ма шэр!

Катя раскраснелась, вытерла потные ладони о халат.

– Кому?

– Сене!

Спичка как спичка.

– Кому?

– Димке!

Димка усмехнулся, вздрогнул. Обычная спичка.

– Кому?

– Тимоше!

Все затаили дыхание. Слышно было – вдалеке, но все ближе – цокали недовольно медсестричьи каблуки.

Спичка короткая.

– Фффу-у-у… – выдохнул Артем и тут же устыдился – его удача лежала, паинька, нетронутой в картонном склепе.

– Когда ты?..

– Да сейчас и пойду… Только вот… соберусь… – не глядя на них, обреченно сказал Тиша.

– Девочки! Совесть есть?! – ворвалась возмущенная Зоя Михайловна.

– Идем-идем-идем! – вспорхнули девочки с кровати.

Светка прижалась вдруг к Тише, мазнула горячими губами по щеке: удачи!

И выбежали из палаты. Ворчанием грозовой тучи в коридоре долго слышались раздраженные упреки медички.

– Нормалек, брат. Скоро тихий час, тогда и рванем, – подбодрил Сеня.

– А то, может, перетянем? – сыграл благородство Артем. Ему, понятно, перетягивать не хотелось, но показаться-то надо, пацан какой пацанский! Широкая душа.

– Не нужно. Все честно. Девочки ведь тянули.

Славик молчал, делая вид, что не участвует в жизни мальчишечьей палаты, но на самом деле ему было стыдно, досадно и жарко от трусливой муки. Лежал, отвернувшись к стене, простыня на нем промокла насквозь.

Полдень жаркий, жадный, пьяный, мятный, наглый, – лез в окна, черкал на стене золотистые узоры, тепло облизывал голые руки. Жеваная временем лиловая занавеска не справлялась с прямой атакой солнечных лучей.

– Главное – миновать коридор, а там – через боковую дверь, – учил Димка. – Вот, возьми. – Протянул темно-синюю тряпку – халат уборщицы, который стибрил из кладовки. – На пижаму натяни сверху, чтобы не светиться – белое на фоне зелени хорошо заметно!

В полном молчании мальчики прокрались по коридору, счастливо избежав столкновения с персоналом больницы, и выскользнули в боковую дверь. Пять метров от входа – заросли сирени и жимолости приветливо распахнули зеленые объятия.

– Ты, главное, ничего не бойся. Встретишь – долго с ним не болтай. Только спроси: кто следующий? – и бегом назад.

– А как я его узнаю?

– Да узнаешь.

Отцветала сирень, – поникшие соцветия почти уже не пахли, свисали лиловыми жалкими тряпочками, пеплом. Жимолость-акация, жимолость– акация, и вокруг, и рядышком, как шерочка с машерочкой. Тиша с трудом протиснулся меж кустами, боялся, что не найдет тропинки, так и завязнет, стиснутый цепкими пальцами ветвей. Ан нет – вьется, ползет неширокая тропка, едва различима в молодой траве, будто коты протоптали. Бузина пахнула прямо в нос; вишня осыпала плечи, голову розовыми звездами.

Раньше, говорят, до революции, здесь граф жил, большой любитель садово-парковой красоты, понавез растений, засадил цветами всю округу. Уж как их позже не топтали, не рубили строители нового мира, а кусок старого сада все же выжил, уцепился за землю и выдюжил, не сдался под порывами безжалостного времени.