Хранитель детских и собачьих душ

Считаете, не на что здесь любоваться? Напрасно! Сам Пипин Шинкельмайзер фон Дуфф, не последний человек в городском Совете, академик и провидец, посвятил строению и форме маленьких ледяных странниц здоровенный фолиант. Частенько он говаривал своему внуку, покачиваясь в кресле с любимой трубкой в зубах: «Помни, Мирти, самые незначительные явления заслуживают самого пристального внимания. Иначе как же ты сможешь доказать свою причастность к этому миру? Только через созерцание и размышление!»

Но оставим старика в покое. Эта история вовсе не о нем.

Мороз и разыгравшаяся метель не способствовали торговле – сегодня Базарный Круг был пуст. Прохожие, скрыв лица под капюшонами, торопливо перебегали огромное голое пространство, чтобы затеряться в каменных лабиринтах города. Кто-то подсчитал, что на каждые двадцать шагов здесь приходится один трактир или пивной зал. Ну, в такую погоду это к лучшему. Да и где еще согреться простому человеку, как не в теплой атмосфере, среди запахов жаркого и щекочущих обоняние соусов и приправ, среди веселых краснощеких людей, так оживленно болтающих друг с другом, будто их языки оттаяли с мороза, где пышная хозяюшка с длинными, как шелковые кисти, ресницами, ловко разносит пузатые кружки, наполненные отличным элем? В конце концов, одна кружка может здорово поднять настроение озябшему прохожему, что немаловажно в такой ужасный вечер.

Позвольте, какой еще вечер? Часы на городской ратуше недавно пробили три часа!

Вечер не вечер, а пасмурно. От мороза перехватывает дыханье, снег липнет на ресницы. Будто город накрыли огромным одеялом, – и в глазах темнеет, и дышать трудно.

В это самое время, а может быть, чуть раньше, но вполне возможно, что и позже, в город вошел человек в светло-сером дорожном плаще и простом холщовом капюшоне, грубо окрашенном в коричневый цвет. Да так, что казался в разводах грязи, словно человек напялил на голову старый мешок. Человек шел налегке – ни котомки, ни даже дорожного посоха. Хотя, конечно, если он имел с собой достаточно денег, то не нуждался в обременительной поклаже. Жители Старого Города всегда готовы оказать дружескую услугу одинокому путнику, застигнутому метелью. За какие-то пару-тройку монет он найдет здесь самый радушный прием.

Но, увы, когда человек скинул плащ при входе в трактир, его пояс оказался обычным поясом – никакого кошелька на нем не висело.

Улыбчивая трактирщица сразу раскусила пришельца. Что-то шепнула здоровенному бородачу, и через минуту тот уже выпроваживал беднягу:

– Иди, иди! Здесь не место всяким проходимцам!

Пирующие за соседним столиком профессора– богословы упрекнули его в жестокосердии:

– Куда ты его гонишь, хозяин? В такую погоду и собаку тронуть грех, не то что человека!

На что последовал ответ:

– Будьте покойны, господа книжники, занимайтесь своим делом. Добро, если бы просто бродяга, а то ведь – эвон!.. Неужто не признали мастера иллюзий?

Люди сразу приумолкли. Вопросительные и испуганные взоры обратились на мужчину, который только грустно улыбался, щурясь на огонь. Бражники пристально рассматривали его, и на всех, без исключения, лицах, лежала печать враждебности.

Мужчина, который выглядел совсем молодо, – жидкая бородка едва пробилась на подбородке, мокрые волосы густо облепили лоб, близорукие агатовые глаза мягко сияли, как два маленьких очага, – сделал попытку смягчить людей:

– Не хлеба прошу у вас, высокочтимые, не ночлега! Погреться, дайте мне только час отдохнуть у огня!

Молчание в ответ.

Здоровяк трактирщик сильно толкнул его в спину:

– Нечего, нечего! Иди себе мимо! Закон не велит якшаться с такими мазуриками. Убирайся, откуда пришел!

Когда за незнакомцем захлопнулась дверь, тихий вздох облегчения, вырвавшийся из двух десятков уст, облетел помещение. Но разговоры не возобновились – людям казалось, что дух изгнанника все еще витает поблизости. Они чувствовали себя не лучшим образом.

Мастер иллюзий, опершись о гранитный столп, воздвигнутый в память давно забытого императора, исходил кашлем. Алые капли крови, слетевшие с его губ, вонзились в снег, как зернышки граната. Равнодушие и черствость этих людей убивали его. Слишком долгой была дорога; часто ему приходилось ночевать, укрывшись в придорожных канавах под грудами сырой листвы. Или прятаться за деревьями при любом намеке на приближение конного экипажа. Он опасался погони.

Скверное дело. Если в ближайшие час-два он не найдет пристанища и горячей пищи, то не дотянет до следующего утра.

Однако он не испытывал ненависти к людям, прогнавшим его взашей, потому что знал – они боятся его до обморока, до истерики…

Мастер иллюзий испытывал странное ощущение, что боль и усталость разливаются рекой по всему телу и холодят его, превращают в студень. Это даже не было связано с погодой – он боялся, что начинает терять контроль над своими рефлексами. Неужели преображение началось без его участия?

Белый покров так обманчив! Снежные ловушки под ногой – где-то ступишь по щиколотку, а где-то ухнешь чуть ли не по колено.