Я не стал спрашивать, что конкретно сделал доктор Крамп. Я не сомневался, что он мог проявить себя. При этом Эдвин, хотя и жил в клане Теней потерянного воинства, он так и не вступил в него и не принес клятву крови. Я знал это, потому что не чувствовал с ним той мистической связи, что соединяла меня с остальными братьями. Доктор Крамп наверняка не захотел жертвовать своей независимостью. Характер у него оказался тверже моего. Оставался вопрос, как Эдвин нашел братство, но и этот вопрос отпал, когда мы дошли до конца Известкового коридора. В этом месте железная дверь отсекала от нас Бесконечную Лестницу – она оказалась совсем рядом с Убежищем. Когда доктор Крамп спустился в Лабиринт, он сразу наткнулся на клан Теней потерянного воинства.
Рядом с дверью стояло двое братьев, ушедших вперед. Это была обычная дверь – такую дверь можно найти в любом учреждении и быть уверенным, что за ней нет ничего интересного.
– Я ожидал большего. В Убежище ворота и то выглядят внушительнее, – честно признался я.
– Парень! В Лабиринте не стоит доверять внешнему виду. Ворота в Убежище мы смогли открыть, а эти – нет, – сказал Рене.
– Эти сейчас тоже откроем. Ты уверен, что мы найдем за дверью Бесконечную Лестницу?
– Я точно уверен, что за этой дверью Цоколь. Говорят, никогда не знаешь, каким ты его увидишь. Он как сон – всегда разный. Возможно, там сейчас Бесконечная Лестница, а возможно, и что-то другое.
– А кто это говорит? Разве Лабиринт можно покинуть без ключа? – спросил я.
– В Лабиринте вообще сложно сказать, что можно, а что нет. Доктор же смог как-то открыть эту дверь, – ответил Рене.
– Может быть, с той стороны ее может открыть любой?
– Не забудь обсудить это потом с доктором – он любит теоретические рассуждения. А я предпочитаю действовать. Открывай! – крикнул Рене.
Я подошел к двери, снял с шеи ключ, открыл замок и толкнул дверь. Я увидел за ней лестничную клетку. Она предстала передо мной той же, что и в подземных этажах Лаборатории: серый бетон; бледный свет матового плафона, гаснущий раньше, чем заканчивались ступеньки пролета; нанесенный по трафарету номер этажа. Только цифры на нем – минус двести двадцать шесть.
– Вот она – лестница, по которой восходил Иаков… – прошептал Рене.
Он закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, пытаясь уловить тончайшие запахи места. На мой взгляд, пахло плохо – сырым подвалом. Рене свое мнение не сказал. Он снял перчатку и провел рукой по шершавой стене, пытаясь убедиться в ее реальности.
Братья стояли так некоторое время, рассматривая и ощупывая стены до тех пор, пока Рене не надел перчатку обратно. Как только он это сделал, его живое лицо вновь стало подобно строгой маске, а разведчики устремились по Лестнице вверх.
– Бодро побежали. Устанут ведь, – сказал я.
– Главное, ты не сдохни через десять этажей, – проворчал Рене и зашагал вверх. Я покачал головой и пошел за ним.
Все восхождение мы молчали – сложно говорить, когда задыхаешься от усталости. Но причина заключалась не только в этом. Все мысли Рене устремились к Поверхности, он не слышал и не видел ничего иного. Я несколько раз обращался к нему, предлагал сделать привал, но он проигнорировал все произнесенные фразы. Ни одного колкого слова или язвительной усмешки, которыми он сыпал в Лабиринте, не прозвучало из его уст, пока мы возносились к Поверхности.
Лишь на минус пятом этаже, остановившись у запертой двери Лаборатории, он посмотрел на меня дрожащими зрачками и спросил:
– Как ты думаешь, парень, сможешь ее открыть?
Я видел, как он сжимал руки, ожидая ответа. И в этом жесте читался весь его страх, все его сомнения и вся его надежда.
– Конечно, Рене, смогу, – прошептал я, желая успокоить спутника. Но в голове звучали другие мысли.
Я вспомнил, как открыл дверь для Кристины Майер. Мерзкое сверлящее чувство, что я могу опять ошибиться, не отпускало меня. Оно засело где-то глубоко в душе и убеждало в том, что ворота Лабиринта должны оставаться закрытыми для всех и каждого. Пока мы поднимались, волновался Рене. Теперь настало мое время бояться, сомневаться и надеяться.
– А ты, Рене, сможешь вернуться в Лабиринт после того, как вновь увидишь Поверхность? – спросил я.
– Я не знаю, парень. Не знаю.
Я улыбнулся, а затем прикусил губу от честности, которая прельщает и разочаровывает одновременно. Я тоже буду честным: «Если ты не вернешься в Лабиринт, я убью тебя Рене. В следующую нашу драку я не пожалею пламени, чтобы победить» – подумал я. Возможно, вслух.
Я снял с себя ключ и нарушил последнее Табу – открыл двери Лабиринта.
ГЛАВА 2. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Шаг через порог Лаборатории переместил меня из мира духов в мир вещей. Телесные ощущения, растворившиеся во сне бестелесных коридоров, вернулись, чтобы перемотать тугим шарфом голову. Они натянули струну артерии на шею, игравшую под барабаны сердца. Кислород ворвался в легкие, отчего голову повело по кругу.
– Будто с похмелья проснулся, – проворчал Рене, сдавливая виски пальцами.