Хранитель очарованных комнат

– Едва ли второй источник – тоже вселившийся в дом дух. Это что-то не столь заметное. Как зачарованная древесина. – Она пошла ко входной двери, выставив лозу. Палочки в ее руках разошлись, затем снова сошлись, когда она отошла. Когда Хюльда переместилась в гостиную, они опять медленно разошлись.

– Оуэйн должен быть очень сильным, чтобы делать и то и другое разом. Не думаю, что это он. – Она посмотрела на потолок. – Оуэйн, ты не снимешь щит с двери? Мисс Тэйлор нужно войти.

Секунду они молчали. Потолок потемнел. Щит остался на месте.

Мистер Фернсби сглотнул.

– Это опасно?

Хюльда перешла в столовую со своей лозой. Та не реагировала.

– Сильно сомневаюсь.

– Тогда… давайте не будем из-за этого переживать. – Мистер Фернсби постучал по щиту. – Мисс Тэйлор! Может, вам попробовать через окно…

Щит исчез, и мистер Фернсби свалился прямо на мисс Тэйлор, чуть не сбив ее с ног. К счастью, он удержал равновесие сам и не дал упасть ей, схватившись за ее плечи, хотя в процессе ударился локтем о дверную раму и зашипел, следом выдав:

– Жутко извиняюсь! Миссис Ларкин, я все починил! О господи, синяк точно останется…

В дверях показалась Хюльда, держащая волшебную лозу. Она хмыкнула про себя, ничего не понимая. Зачарованные дома редко бывали опасными, а этот второй источник магии был достаточно небольшим, раз они до сих пор его не обнаружили. Хюльда не волновалась из-за этого… но хотела знать. Уже достаточно вопросов в ее жизни осталось без ответа, так что она просто обязана была найти разгадку, если только могла. В конце концов, это же ее профессия.

Сзади раздались тяжелые шаги, а потом мистер Бабино поинтересовался низким голосом:

– Кто-нибудь идет есть? Все стынет. – Его темные глаза прошлись по ним. – Что я пропустил?

Глава 20

20 сентября 1846, остров Блаугдон, Род-Айленд

Мерритт никак не мог поверить в то, как хорошо все идет. И не только с домом, который стал к нему добрее с тех пор, как он узнал его имя, но и с… Хюльдой.

Причина, по которой отец вышвырнул его из дома… она и бровью не повела, все узнав.

Он уже со всем смирился: с утратой наследства, с отречением – или так ему нравилось считать. Он мог по несколько дней не вспоминать об этом, хотя, когда все же вспоминал, его будто жалила оса. Особенно если он думал об Эббе. Разрушение всего его мира было завязано на ней. На их ошибке. И все же Мерритт был полон решимости собрать осколки, жениться на ней, вместе вырастить их дитя. Идти дальше по жизни как семья. Он сделал предложение, она его приняла, и вагончики начали понемногу выстраиваться на рельсах. Так что, когда она тоже его покинула, очевидно, никого не нося под сердцем, он был… шокирован – и это недостаточно сильное слово. Слова – его хлеб, его ремесло, и все же он не был уверен, что подходящее описание вообще существует. Она даже не попрощалась. Он все узнал от ее родителей. Не было ни записки, ни прощания, ни объяснения.

Она оставила кольцо. Флетчер заложил его от имени Мерритта.

Отец Мерритта всегда смотрел на него с презрением, так что отречение показалось почти логичным. Но Эбба любила его, или так ему казалось. И непонимание, почему она сорвала и выбросила его, как подсохшую корку с раны, все еще отравляло его ночные сны.

И все же.

Мерритт сидел за столом, держа ручку, но не писал уже несколько минут. Сгущались сумерки, и он потихоньку привыкал к темноте. Пора было зажечь еще одну свечу, но что-то в пустой стене напротив будто усиливало те разрозненные мысли, в которых ему нужно было навести порядок.

Когда он нашел ту забытую, заросшую грязью могилу, в нем дрогнула струна. И нота все еще звенела, даже теперь. Он ощутил сочувствие к дому, к живущему в его стенах человеку, которого нельзя было увидеть, с которым нельзя было по-настоящему поговорить. Он почувствовал с ним связь, будто они были двумя романами в одной серии.

Если бы Оуэйн не пробрался ему в душу так легко, он бы мог и не рассказать Хюльде свою историю. Если не считать Флетчера, он никому не рассказывал. Семья Флетчера, разумеется, знала, но не с его собственных слов. И вот внезапно, тринадцать лет спустя, он извергает свой позор и свое отчаяние, и на кого? На экономку! Он правда полагал, что она оскорбится. Что он проснется этим утром и обнаружит, что ее сумки уже собраны, а преемница вызвана.

Но вместо этого она предложила ему постирать его галстук и спросила совета насчет ужина.

Она была головоломкой. Такая чопорная, и вместе с тем… совершенно невозмутимо воспринимает все его проступки. Его статус изгоя. Если честно, он никогда не встречал женщин, подобных Хюльде Ларкин.

Кто же ты?

Не меньше он поразился и ее готовности рассказать о Сайласе Хогвуде. У Мерритта было живое воображение; он ощущал, будто стоял рядом с ней, когда ей в видении открылись все эти ужасы. Тела. Конечно, такое не пройдет для человека бесследно. Даже кто-то столь сильный, как Хюльда, не может просто взять и отмахнуться от подобного. Он так отчаянно хотел утешить ее. Успокоить. Если бы она уже этого не сделала, Мерритт бы сам навел справки касательно этого человека.