Хранитель пчел из Алеппо

– Что случилось? – спросила Афра.

Я снова посмотрел в сторону статуи, но Надим исчез.

Анжелика выдохнула и с обеспокоенным видом села под деревом. Сквозь намотанный платок сочилась кровь, моя рука дрожала. Ощутив слабость, я лег, но женщина сидела, выпрямив спину. Перед тем как закрыть глаза, я смотрел в тусклом свете костра на ее длинную шею, острые, словно отполированные, скулы.

Очнувшись несколько часов спустя посреди ночи, я увидел, что она сидит в том же положении, внимательно всматриваясь в темноту и тени.

– Анжелика, – прошептал я. Она повернулась ко мне с распахнутыми глазами. – Ложись рядом с Афрой. Я подежурю.

– Ты снова не уснуть? – спросила она.

– Нет.

Та замешкалась, но потом легла на одеяло рядом с Афрой и закрыла глаза.

– Одиссей, – сказала она вдруг, – он проплывать остров сирен. Ты знать, кто такие сирены?

Это не был риторический вопрос – она ждала моего ответа, даже приоткрыла глаза – посмотреть, что я слушаю. Но я никак не мог сосредоточиться на том, что она говорила.

– Нет, – сказал я, – не знаю.

– Они хотят соблазнить мужчин, завлечь их на верную смерть своими песнями. Если услышать их музыку, они заберут тебя. Когда корабль проплывать мимо острова, мужчины затыкают уши воском, чтобы не слышать песен сирен, но Одиссей хочет услышать, потому что ему сказать, что эти девы очень красивые. И знаешь, что они делать?

– Нет.

– Это очень важно. Мужчины привязывают Одиссея к мачте корабля – крепко привязывают. Он просит оставить его связанным, несмотря на мольбы, пока они не будут в безопасности, далеко от сирен и их песен.

Я ничего не ответил. Потрогал свою завязанную руку, стараясь отгородиться от жжения и боли, и посмотрел в сторону леса, туда, где ворочалось нечто темное.

– Афины, – сказала Анжелика, – это место, где людей затягивает в опасные дела – их принуждать на эти дела, и они ничего не могут поделать, поэтому идут.

Я заметил, что Рьяда и Али не было на одеялах. Мальчики еще не вернулись, но я не хотел думать, куда они ушли и что делают. Я посмотрел на пропитанную кровью зеленую косынку Анжелики у себя на руке, на ее непослушные пушистые волосы, полные жизни, на локоны Афры, разметавшиеся без хиджаба вокруг головы. Анжелика быстро уснула; обе женщины теперь спали. Только приехав сюда, я вспомнил, что́ Анжелика сказала об Одиссее: как он странствовал по разным местам, плавал в дальние края, чтобы найти свой путь домой. Но для нас не было дома.

Я дотронулся до письма, написанного мне Мустафой, которое все еще лежало у меня в кармане. Достал фотографию, где мы были вдвоем, и смотрел на нее при свете костра.

Где же теперь дом? Что это? В моих мыслях он стал картиной, освещенной золотистым сиянием, раем, которого не достичь. Я вспомнил один вечер: около десяти лет назад был Ид[11]. Чтобы отпраздновать конец Рамадана, мы с Мустафой устроили вечеринку для наших работников в отеле «Мартини Дар Замария» в Алеппо. Она проводилась во внутреннем дворике среди пальм, фонариков, свисающих с балконов цветов. Над нами – квадрат ночного неба, полный звезд.

В отеле приготовили праздничный ужин: мясные и рыбные блюда, рис, крупу, овощи. Мы вместе помолились, потом принялись за еду с нашими коллегами, друзьями и родными. Среди взрослых бегали дети. Афра выглядела великолепно в красной с золотом абайе: она ходила по залу, держа за руку Сами, приветствуя прибывших теплой улыбкой.

Фирас, Айя и Дахаб тоже были там, и даже отец Мустафы приехал с гор: тихий непритязательный мужчина, не похожий на собственного отца, но он гордился достижениями сына и наслаждался едой и компанией, свободно обсуждая со мной свои пасеки. Вечер был волшебным: серебрились листья деревьев, шелковыми лентами уплывал ввысь дымок от кальяна, в свисавших корзинах сияли цветы, наполняя двор сладким ароматом. Это напоминало сказочную страну, о которой читала мне мама в комнате с синим кафелем.

Утром я проснулся и понял, что не сдержал обещание: я уснул возле дерева, а Анжелика ушла. Зеленый платок пропитался кровью, боль в руке усилилась. Пожилые женщины протягивали еду в упаковке, и я заметил ходивших неподалеку работников НПО. Я поднял руку и позвал женщину лет двадцати. Показал ей рану, она нагнулась и поморщилась. Постояла так несколько секунд, не зная, что делать, потом попросила подождать, никуда не уходить, обещала привести кого-то на помощь – сама она работала только с детьми и не имела медицинского опыта.

Я поблагодарил женщину, и она ушла. Прошел день, но молодая работница не возвращалась. Я снял зеленый платок с руки и увидел, что порез был глубоким и все еще кровоточил. Тогда я промыл его питьевой водой и замотал тем же шарфом.

Ближе к вечеру я заметил направлявшуюся ко мне сквозь деревья девушку. За ней шла женщина с рюкзаком на плечах. Они остановились возле меня и перебросились парой слов на непонятном мне языке. Возможно, на голландском или немецком, – я не мог понять. Женщина постарше села возле меня на колени и открыла рюкзак, надевая резиновые перчатки, снимая платок и поджимая губы при виде раны.

– Как вы сделали это?

– Я не сам, – сказал я.