Наконец меня расспрашивают про дорогу сюда, и я рассказываю, что помню, прямолинейно и связно, как советовала Люси Фишер. Оказалось сложнее, чем я думал. Когда я пытаюсь ответить на вопрос, офицер отвечает неожиданным вопросом, перебрасывая меня на другую часть путешествия. Рассказываю, как мы добрались до Турции, про квартиру проводника, про Мухаммеда и плавание до Лероса, про Афины и все те ночи, которые мы провели на Марсовом поле. Я не вдаюсь в подробности. Не говорю о Надиме. Не хочу, чтобы узнали, как я помог убить человека, что я способен на убийство. И наконец, я рассказываю о том, как мы добрались до Англии. Но не говорю, что произошло с Афрой перед приездом – не смог бы произнести это вслух.
Мужчина сообщает, что собеседование окончено. Диктофон выключен, папки с документами закрыты. Улыбающееся лицо попадает в полоску света от прямоугольного окна под потолком.
Встаю на онемевшие ноги. Меня будто ограбили, украв мою жизнь.
Люси Фишер ждет меня. Афра и Диоманде еще не вернулись. Увидев выражение моего лица, женщина идет к автомату и возвращается с горячим чаем.
– Как все прошло? – спрашивает она.
Не отвечаю. Я не могу говорить.
– Прошу, – произносит она, – только не теряйте надежды. Это очень важно. – В ее голосе слышится смирение, она тянет себя за прядь волос. – Я всегда говорю это людям. Главное, чтобы в сердце была
угасала, словно костер в ночи. Следовало найти выход из ситуации. Поэтому на следующий день я решил прогуляться за пределами парка. Я спрашивал прохожих, как мне добраться до площади Виктория. Там было множество народа и мусора; люди, оставшиеся без домов, сидели на скамьях под деревьями или возле статуй. Я узнал несколько лиц из парка; у вокзала и рядом с кафе под тентами околачивались наркоторговцы. Повсюду рыскали кошки, роясь в помоях. На бетоне лежал пес с вытянутыми лапами – было неясно, жив он или нет. Мне вспомнились дикие собаки Стамбула и то, как я стоял на площади Таксим, храня в сердце надежду. Она существовала в неизвестности будущего. Стамбул казался залом ожидания, но Афины стали местом постоянного отказа. В голове прокручивались слова Анжелики: «Здесь люди умирать медленно, изнутри. Один за одним, люди умирать».
Я попал в город повторяющихся кошмаров, без надежды на пробуждение.
Торговец поднял в воздух связку четок.
– Двадцать евро, – сказал он, – очень красивые камни.
Его голос наполнился отчаянием и скорбью, предложение казалось требованием, но на лице мелькала безумная улыбка.
– Разве похоже, что у меня есть двадцать евро? – сказал я и отвернулся.
Я посмотрел на здания, стоящие по периметру площади, и разветвление улиц. Среди балконов с навесами витала атмосфера некогда хорошей жизни: обшарпанные, прежде красивые, они рассказывали историю одиночества. Стены покрывали граффити, яростные слоганы, которых я не понимал, а еще я увидел кофейни, цветочную лавку, книжный киоск и людей, пытавшихся продать салфетки, ручки и сим-карты. Эти люди, словно мухи, жужжали возле входа в метро, следуя за прохожими, спускающимися с эскалаторов.
Мужчина с четками все еще стоял рядом со мной, все так же неприятно улыбаясь.
– Пятнадцать евро, – снова попробовал он. – Очень красивые камни.
На свету заиграли краски: мрамор, янтарь, дерево, коралл и перламутр. Я вспомнил четки для молитв на базаре в Алеппо. Мужчина помахал ими у меня перед носом.
– Двенадцать евро, – сказал он, – очень красиво!
Я сердито отодвинул их рукой и увидел на лице мужчины испуг. Он попятился, опуская свой товар.
Тогда я показал ему обе ладони.
– Простите, – сказал я. – Простите.
Мужчина кивнул и повернулся, но я остановил его:
– Вы не подскажете, как мне найти улицу Элпида?
– Элпида?
Я кивнул.
– Zitas Elpida? – Мужчина опустил голову и что-то пробормотал на греческом. Потом спросил: – Вы искать надежду? «Элпида» означает «надежда». Здесь нет надежды. – В его глазах появилась грусть, но потом он улыбнулся. – Эл-пи-дос, – медленно сказал он, подчеркивая мою ошибку. – Улица Элпидос.
Мужчина махнул направо, на улицу неподалеку от площади, а сам пошел дальше, держа четки как трофей и не переставая улыбаться.
Я пересек площадь и свернул на улицу, обрамленную деревьями. В конце виднелась длинная очередь из беженцев, стоявших возле здания со стеклянными дверьми. Там были коляски, инвалидные кресла, дети; среди этого хаоса местные жители выгуливали собак. Открылись двери, и наружу вышли беженцы с сумками, другие устремились внутрь. На углу собралась толпа, кто-то стоял или сидел на ступеньках под следующими стеклянными дверьми. Люди здоровались и общались. Увидев друзей, дети побежали поиграть на улицу. Вывеска на входе гласила: «Центр Надежды». Мне вдруг ужасно захотелось уйти.
Я заметил, что женщины и дети заходили в здание, а мужчины оставались снаружи, некоторые сидели на ступеньках, другие заглядывали в окна, кто-то шел обратно на площадь. Я подождал, и к двери приблизился мужчина. Он опустил с головы на нос зеркальные очки и вышел наружу.