Хранитель пчел из Алеппо

Вскоре нам вернули сумки, и мы прошли к зоне дьюти-фри, где прождали еще час, а потом полчаса из-за задержки рейса. Я купил кофе себе и Афре, и мы непринужденно зашагали по залу, притворяясь, что разглядываем витрины, пока не объявили посадку на выходе двадцать семь.

Мы подошли туда и сели рядом с семейной парой. С ними было двое детей, уткнувшихся в свои телефоны. На секунду я расслабился и подумал, что все пройдет отлично. Я наблюдал за мальчиком, увлеченным игрой: немного младше, чем был бы сейчас Сами, с разноцветным рюкзаком, который он не снимал, даже сидя.

Афра притихла, и я чуть не забыл о ее присутствии. Вдруг появилось дикое желание, чтобы она исчезла, чтобы соседнее место оказалось пустым. Мальчик закончил играть и вскинул руки. Тут я заметил суматоху возле выхода на посадку. Пятеро полицейских разговаривали со стюардессой, которая все больше беспокоилась. Один из офицеров осматривался по сторонам. Я опустил голову. Прошептал Афре указания вести себя обычно. Затем случайно поднял взгляд и на секунду встретился глазами с полицейским. В этот момент я подумал, что попался. Нас раскрыли. Мы вернемся обратно. Но куда? Обратно к чему?

Полицейские прошли в зону ожидания, и я затаил дыхание, молясь про себя. Они двинулись в нашу сторону, затем миновали нас, направляясь к местам у окон, где внезапно вскочили четверо – парни и девушки. Они схватились за сумки с таким видом, будто хотели сбежать, только бежать было некуда. Люди отворачивались, когда четверку выводили из аэропорта. Я заметил, что один юноша рыдал, вытирая слезы обеими руками, – наверное, он даже не видел, куда шел. Полицейский потянул его за собой. Я никогда не забуду глаза этого парня, полные боли и страха.

Мы с Афрой показали посадочные талоны и паспорта на стойке выхода. Женщина проверила их, поочередно посмотрела на нас и пожелала приятного полета.

Итак, мы сели на борт самолета, заняли свои места, и я закрыл глаза, слушая разговоры людей и инструктаж по безопасности, ожидая, когда заработает двигатель. Афра схватила меня за руку и крепко сжала.

– Мы улетаем, – прошептала она. – Нури, мы улетаем к Мустафе, мы будем в безопасности.

Не успел я подумать об этом, как самолет взлетел в огромное синее небо. Наконец мы улетали. Улетали прочь.

Глава 14

Просыпаюсь ночью, в кладовке, прижавшись головой к пылесосу. Надо мной висят куртки; ботинки и сапоги впиваются в спину. Я встаю и иду по коридору. Слышу, как спят другие постояльцы. Марокканец громко храпит, а когда я прохожу мимо его комнаты, то на дверной ручке замечаю бронзовые наручные часы. Внимательно смотрю на цветочный узор корпуса, перламутровый циферблат, выгравированные внизу инициалы: «А. Л.». Время замерло на четырех часах. Дверь в комнату Диоманде открыта. Он спит на боку, накинув на себя одеяло. Я тихо захожу в темную спальню и кладу руку ему на спину, ожидая нащупать крылья. Под моими ладонями перекатываются тугие комки в области лопаток, где повреждена кожа и остались чудовищные шрамы, словно от ожогов. Мои глаза увлажняются, сглатываю ком в горле. Я думаю об этом парне, чья душа полна мечтаний.

Диоманде вздыхает и переворачивается на бок.

– Маман, – говорит он, приоткрывая глаза.

– Это Нури, – шепчу я. – Твоя дверь была открыта, а одеяло сброшено. Я подумал, что ты замерзнешь.

Я накрываю парня одеялом, укутываю, словно ребенка. Он что-то бормочет и снова засыпает.

Иду вниз, отпираю стеклянную дверь и стою во дворе, в лунном свете. Сенсор улавливает движение, зажигается свет. На нарциссе спит пчела. Глажу ее мягкое тельце, нежно, чтобы не потревожить. Удивительно, что она выжила в этом крохотном саду, ставшем ее новым домом. Смотрю, как она отдыхает среди цветов рядом с блюдцем подслащенной воды: насекомое научилось выживать без крыльев.

Знаю, что Мухаммед не придет: ведь я сам создал его. Поднимается ветер, шуршит листва, а холодок пробирается мне под кожу. Я представляю щуплую фигурку мальчика в тени сада. Храню память о нем, будто в темном уголке моей души он начал отдельную жизнь. Вместе с этим осознанием приходят мысли о Сами. Помню, как накрывал его одеялом в комнате с синим кафелем и сидел рядом, читая детскую книгу, которую нашел на базаре. Глаза сына загораются от предвкушения. Я переводил ему с английского на арабский.

«Кто стал бы строить дом из соломы? – засмеялся Сами. – Я бы использовал металл, самый прочный в мире, как тот, из которого делают космические корабли!»

Он обожал смотреть на звезды и сочинять истории. Датчик света выключается, и я сижу в темноте, уставившись в черное небо. У меня остались лишь воспоминания. Ветер приносит запах моря. Шелестят листья на деревьях, я снова вижу, как Сами играет под деревом в саду Алеппо, в нашем доме на холме, как складывает червяков в кузов игрушечного грузовика, решив покатать их.

«Что ты делаешь? – спросил я. – Куда везешь их?»

«У них нет ножек, вот я им и помогаю. Хочу отвезти их на луну!»

В ту ночь в синем небе стояла полная луна.