Хранитель подземелий

Селяне боялись и ненавидели Глоддрика. Он, впрочем, и не рассчитывал на их расположение. Все знали, что он, будучи одним из полководцев армии Союза, одним из первых прорубал головы в рядах бравых мужей Севера. Ходили слухи о его чудовищной ярости, ненасытной жажды крови, как он, заливаясь бешеным хохотом, кромсал на куски десятки солдат короля Севера. Говорили, в одиночку он ворвался во дворец Грора Свободолюбца, перебил всю стражу, а затем – добрался и до короля. В чем ему нельзя было отказать – так это в навыках боя. Виртуозное владение клинком и рукопашным боем вкупе с напрочь лишенным инстинкта самосохранения и здравого рассудка желанием пролить как можно больше крови, делало его страшнее самых кровожадных сынов Севера – берсерков. Северяне много раз успели пожалеть, что доверились Грору Свободолюбцу и его честолюбивому желанию отделить Север от Союза, поверили в мечты о независимости. Самопровозглашенный король повел толпы достойных людей на смерть, а теперь и сам будет предан земле. А людям остается расхлебывать кашу, которую заварил он.

Глоддрик ни с кем не общался кроме Асты. Старый друид редко выходил из своей хижины и разговаривал с кем-либо. А его внучка хоть и пыталась завязать с Глоддриком разговор, но все ее попытки были тщетны. Но в вопросах работы он был безупречен. Взяться за плуг, за топор, удило – за все, что угодно, лишь бы принести селянам больше еды, был готов Ганрайский Демон. Носить еду людям, которые его проклинали. Когда в реке он увидел свое отражение, Глоддрик с абсолютным безразличием убедился в том, что от глаза не осталось ничего, кроме зияющей пустоты. И без того его внешность внушала другим опаску – алый, точно у демона преисподнеи, глаз, худое, вытянутое и бледное лицо, до основания поседевшие волосы, торчавшие в разные стороны иглами, точно у дикобраза. Самого его никогда не заботила внешность, ровно как и то, как на него смотрят другие. Глоддрику было плевать на свою судьбу. Однако несмотря на то, что ему недавно перевалило за сорок, боец Союза держался в почти той же форме, что в свои лучшие годы.

Вечерами он сидел на холме, с которого проглядывалась деревня. Наблюдая за играющими детьми, судачившими о пустяках бабами, мужиках, потягивавших брагу после работы, Глоддрик задумывался, как бы повернулась его жизнь, будь он таким же обывателем. Горечь заключалась в том, что он даже не знал, каково это. Аста всей душой желала показать своему подопечному мирную сторону жизни. Часто она просила Глоддрика замачивать компрессы для больных или же помогать в приготовлении снадобий. Девушку, казалось бы, перестало пугать как темное прошлое нового друга, так и его устрашающий вид. Глоддрик ходил, наклонясь чуть вперед, взгляд его единственного демонического глаза метался во все стороны, точно он ждал засады. Веко его постоянно дергалось в нервном тике. К тому же он то и дело скалил зубы, озираясь, точь-в-точь окруженный воин на поле боя, готовый дорого продать свою жизнь. Или загнанный в угол хищник. Дети его боялись как огня. Неудивительно, выглядел этот человек так, будто собирался свернуть шею любому, кто попадется под руку. Люди ошибочно принимали его вид на жестокий нрав. Аста же разглядела в Глоддрике нечто более глубокое. Ей казалось, его зачерствелое сердце и ожесточившееся существо не значат, что он полностью лишен человечности. Когда они месили тесто, Аста часто повторяла:

– Аккуратнее, не так сильно нажимай! Чтобы выпечка вышла нежной, с ней нужно обращаться бережно. И с людьми так же. Если обделить человека заботой и любовью, он становится, – сделав паузу, она бросила взгляд в сторону Глоддрика, намекая, что речь шла о нем, – жестоким.

Ганрайский Демон молча слушал ее, пытаясь замешивать тесто своими покрытыми мозолями и рубцами руками настолько аккуратно, насколько было возможно. Ему казалось, девушка ожидала, что он после этих слов откроется ей, распахнет душу, расскажет о том, как жизнь с ним обходилась. Рассказать было что. Но стоило ли? Глоддрик не умел жаловаться. Однако именно здесь, хоть и кроме Асты его никто не хотел принимать за своего, он нашел пристанище души после того, как война подошла к концу. Впервые за многие годы в его жизни выдался период, когда не приходилось изо дня в день рисковать жизнью. Это заставляло героя Союза чувствовать себя одновременно умиротворенным и опустошенным. Только в моменты, когда он был на волосок от гибели, он ощущал наивысшее удовольствие, по сравнению с которым оргазм казался детской забавой. Осесть, остепениться для него было равно что лишить себя жизни. Глоддрик понимал, что внутренняя борьба никогда не закончится, но как иногда она его изнуряла! Так и метался Ганрайский Демон меж двух огней. С одной стороны – стремление души к обретению мира, с другой – его неуемная жажда битвы. Аста же осознала, что ей очень хотелось бы, чтобы Глоддрик остался в ее селении насовсем.