Хранители мира

19. Мох. В самый грозный час остаётся надежда – и смех

Двое бельчат сидели на ветке рядом с Лихачом и ждали ночи. Скворцу было трудно бороться со сном: глаза у него слипались, а голова так и норовила спрятаться под крыло. Белки тоже клевали носом: они не привыкли засиживаться допоздна.

Стемнело, но по улицам по-прежнему толпами ходили люди. Здесь всё было совсем не так, как в деревне, где после заката жизнь замирает и лишь ночные охотники бесшумно крадутся своими тайными тропами.

Наконец над крышами взошла луна, потоки машин поредели, а маленький сквер опустел. На земле, в лагере, Дождевик Вереск и Щавель старались не думать о том, что их друг в самом лучшем случае лежит где-то раненый и с ужасом ждёт второй одинокой ночи.

– Смотрите! – шепнул Вереск, у которого было на редкость острое зрение. Наверху Чип так отчаянно стиснул лапу Бада, что тот едва не пискнул от боли.

У входа в сквер мелькнул изящный силуэт. Неторопливо и бесшумно, помахивая роскошным хвостом, лис просеменил мимо детской площадки, на миг остановился, обнюхал брошенную кем-то куриную кость и тут же с хрустом разгрыз её, блеснув крепкими белыми зубами. Затем он поднял узкую морду, показав белый мех на шее и груди, и потянул ноздрями воздух.

– Не нравится мне это… – вздохнул Щавель. В деревне лисы ведут себя куда скромней и осторожней. Близкое соседство с хищником действовало трём друзьям на нервы.

– Тихо ты! – сказал Лихач довольно громко. – Эх, была не была! – пробормотал он себе под нос и слетел на землю.

У всех наблюдателей дружно ёкнули сердца, а Чип закрыл глаза лапами и простонал:

– Не могу смотреть!

Лихач приземлился на асфальтовую дорожку прямо перед лисом, который опустил голову и поставил торчком треугольные уши. Между ним и скворцом явно завязалась беседа, хотя со стороны не было слышно ни звука.

– Лисы знают язык природы, но у них свой, очень странный диалект, сказал Дождевик. – Очень многое зависит от позы, положения ушей и хвоста, даже от взгляда.

Через пару минут Лихач присоединился к друзьям. Он как будто опьянел от собственной храбрости.

– Лис зовёт нас подойти, – сказал он, слегка запыхавшись. Вместо страха у него в глазах горел восторженный огонёк. – Его зовут Веспер, он хочет с вами познакомиться. Не волнуйтесь, ему можно доверять. Я… гм… предупредил насчёт вашей… ну, вы знаете. Вашей прозрачности. Всё будет в порядке, только постарайтесь говорить с ним повежливей.

Едва заглянув в красивые, золотисто-карие лисьи глаза, друзья поняли, что без труда найдут с Веспером общий язык – точь-в-точь как со Стрелой, Свеном, Эдди и прочими детьми природы.

Лихач уже успел объяснить лису, что случилось. Теперь, выставив уши вперёд и наклонив голову, Веспер попросил троих друзей как можно подробнее описать пропавшего, начиная с внешности (они рассказали про его наряд и любимый желудёвый колпачок) и заканчивая чертами характера («Домосед», – сказал Дождевик; «Обжора», – сообщил Вереск; «Любит изысканную кухню», – поправил Щавель). Затем лис пригнул голову к земле и попросил разрешения обнюхать собеседников, чтобы потом узнавать тайный народец по запаху. Чип и Бад, которые спустились с дерева, но робко держались в сторонке, пискнули и задрожали. Трое друзей зажмурились и постарались стоять смирно, пока лисий нос тыкался в них и запоминал во всех подробностях.

Дело было сделано. Веспер пообещал, что после охоты проведёт остаток ночи в поисках Мха, а ещё спросит у сородичей, не ловил ли кто-то из них странную добычу в последнее время. Это была ужасная мысль, но Дождевик согласился, что самая страшная правда всё-таки лучше неизвестности.

Бельчата ушли спать к себе в гнездо, а Лихач устроился на ночлег в кустах рододендрона над самым лагерем. Дождевик, Вереск и Щавель окончательно выбились из сил, но уснуть всё равно не могли.

Наконец Щавель набрался смелости и завёл речь о том, что рано или поздно пришлось бы обсудить. Пожалуй, новому другу сделать это было легче, чем тем, кто знал и любил Мха уже сотни кукушкиных лет.

– А что, если… если Мох так и не найдётся? – спросил он шёпотом. – Что нам делать тогда? Уходить из Улья?

Повисло долгое, напряжённое молчание. Щавель знал, что Вереск и Дождевик не спят у себя в шатрах: их дыхание пока не замедлилось и не перешло в храп.

– Н-не знаю, – наконец откликнулся Дождевик. – Мысль о жизни здесь без нашего милого друга невыносима. Но я не уверен, что смогу потом остаться в Улье. Мы пришли сюда за ответами и надеялись найти кого-то из сородичей – а не терять их.

– Что ж, вам всегда найдётся местечко у Шального Ручья, – сказал Щавель. – Мы с Хетти будем рады компании, даже если вы станете невидимками. Надеюсь, я сейчас никого не обидел. Просто хотел, чтобы вы знали.

– Спасибо тебе от всей души, Щавель, – сказал Вереск. – Ты настоящий друг, и теперь нам всем надо держаться вместе – что бы ни случилось дальше.