– Нам пора лететь дальше. Где вас найти, мы знаем. Если услышим что-то про вашу родню, обязательно вернёмся и расскажем, – пообещал Роджер.
– Даже если и не услышим, я буду иногда вас навещать, – ласково сказала Рани. – А то вдруг вам понадобится воздушный транспорт.
И голуби взмыли в синее небо над городом, выписали на прощание лихую петлю и скрылись из виду. На мгновение Мох припомнил пьянящее чувство полёта и как будто сам оторвался от земли.
Насытившись, друзья разошлись по шатрам, надёжно укрытым зеленью рододендрона, и решили вздремнуть. Знакомство с человеческой пищей вызвало изжогу, да и животы крутило. Словом, всем четверым надо было хорошенько отлежаться.
Когда Мох проснулся, стоял ранний вечер – самое жаркое время в Человечьем Улье, когда асфальт и бетон отдают накопленное за день тепло. Остальные трое друзей ещё спали, тихонько похрапывая, и Мох, у которого снова разыгрался аппетит, решил их не будить. Уж лучше самому побродить вокруг и поглядеть, не найдётся ли тут ещё что-нибудь вкусненькое. Что же в этом опасного?
«Я многому научился за время пути, – подумал Мох. – Могу и один сходить на разведку».
С одной стороны виднелась клумба, засаженная яркими цветами, а за ней – автобусная остановка и оживлённая улица. Мох не забыл советы Чипа: держаться подальше от домов и дорог. Но в другой стороне была лужайка с одуванчиками и маргаритками, а рядом – детская площадка с лавочками, возле которых стояли урны. Туда Мох и направился, избегая открытых мест. Откуда-то сверху лилась звонкая, серебристая вечерняя песня малиновки.
И чего они так боялись этого Человечьего Улья? Им казалось, что здесь мрачно, грязно и темно: не растёт ни единой травинки, не слышатся птичьи голоса. Как же они ошибались! Даже сами люди оказались не такими уж страшными – если, конечно, привыкнуть к тому, что они кишат повсюду. Ведь на самом деле они не замечают ничего вокруг. «Просто удивительно, – подумал Мох. – Люди спешат по делам, как будто великая драма природы и не разворачивается у них под самым носом. Как будто все эти дружбы и войны, пышные пиры и трагические смерти зверей и птиц не имеют к ним никакого отношения. Как будто дикие дети земли, такие как тайный народец, совершенно невидимы. По правде говоря, тут можно было бы и не прятаться, а смело шагать, не боясь…»
Кошка набросилась на него так неожиданно, что Мох даже не успел ничего заметить – просто мир внезапно погрузился во тьму. Хищница в несколько прыжков оставила сквер позади, унося в острых белых зубах обмякшее маленькое тельце.
18. Решимость. Лихач даёт мудрый совет
Когда приходит беда, жизнь не прекращается. Пожалуй, это и есть самое тяжёлое в любом горе: всё идёт… точно так же, как раньше. Люди по-прежнему гуляли в скверике, шаркая ногами всего в паре метров от крошечных шатров, укрытых от глаз кустом рододендрона. По улице всё так же мчались автобусы и такси, а вечернее небо всё так же играло красками.
Ах, если бы эта глава начиналась с рассказа о том, как Мох быстро надоел кошке или умудрился вырваться у неё из пасти! Ах, если бы наша история разворачивалась иначе! Тогда трое оставшихся в лагере друзей проснулись бы, начали гадать, куда подевался четвёртый, понемногу стали тревожиться всё сильней и сильней – и вдруг Мох появился бы под кустом. Быть может, он потерял бы свой смешной желудёвый колпачок; быть может, натерпелся бы страху – но остался цел и невредим.
Увы, на самом деле всё было совсем не так. Совсем.
Первым проснулся Щавель, а за ним Вереск. Они немножко поболтали, сидя на лавочке, которую Щавель смастерил из двух пластмассовых крышек и бутылочной пробки. Вскоре к ним присоединился Дождевик, зевая во весь рот.
– А Мох ещё не встал? Странно!
– Наверное, решил отлежаться, – сказал Вереск.
– Ещё бы! Слопать столько курицы! – засмеялся Щавель.
И они посидели и поболтали ещё немножко, привыкая к шуму и суматохе в маленьком сквере. Жизнь здесь была совсем не такая, как на берегах Шального Ручья или в обычном саду: люди расхаживали туда-сюда поодиночке и большими компаниями; смеялись; издавали звуки, которые у них считаются пением; отовсюду пахло необычной едой; гудели машины; выли сирены; мигали фары; лаяли собаки; пищал светофор на перекрёстке; из-под небес доносились последние вечерние крики стрижей. Где-то в сквере ещё заливалась малиновка, но в конце концов и она решила, что пора устроиться на ночлег.
– Что там Мох? Пойду разбужу, – сказал наконец Дождевик. – Слишком долго спать тоже вредно!
На миг воцарилось молчание. Потом из шатра донеслось:
– Вереск! Щавель! Скорей сюда! Смотрите – внутри пусто. Мох пропал!
Вереск сразу понял: неведомая беда, которая случилась с их другом, может случиться и с ними. Поиски в темноте опасны – чего доброго, заблудятся все сразу. Нет на свете врага хуже, чем паника: ведь из-за неё легко потерять голову и сотворить такое, чего не сделаешь в здравом уме. Поэтому, несмотря на отчаянную тревогу, трое оставшихся друзей до утра просидели в укрытии, обнявшись и плача.