Хранители мира

Вереск придвинулся поближе, и двое друзей крепко обнялись. В этом объятии было столько любви и нежности, что обоим заметно полегчало. Улыбнувшись, они прикрыли глаза. Глядя на них, Мох почувствовал тепло в груди: как чудесно иметь таких добрых и честных друзей; как прекрасно знать, что никто не осудит тебя за минутную слабость.

– Ну так вот… После того случая мне больше не хотелось жить в Человечьем Улье, – продолжил Дождевик, когда друзья наконец разжали объятия и выпрямились. – Я ушёл оттуда с группой сородичей, которые бродили по всему Зелёному Миру в поисках дома. Со временем я привык смотреть одним глазом – хотя, как вы знаете, до сих пор не очень хорошо определяю расстояния. И в конце концов я встретил вас. Вы сидели в кустах под молодым ясенем и варили терновое варенье в ореховой скорлупке, – с этими словами Дождевик ласково улыбнулся младшим друзьям. – И любезно согласились меня приютить.

– Подумать только! – воскликнул Мох. – Мы даже не догадывались, что ты пережил. А ведь ты побывал в Человечьем Улье! И как он тебе сейчас? Очень изменился?

– Ну, теперь везде тарахтят эти вонючие повозки, – ответил Дождевик. – Их раньше не было. А больше я пока ничего не заметил. Посмотрим.

– Я тут подумал… – неуверенно начал Щавель. – Возможно, это ни о чём не говорит, но… Если бы в Улье жил ещё кто-то из тайного народца, наверное, голуби бы про это знали? Их здесь так много, они летают туда-сюда, но таких, как мы, явно раньше не встречали.

– Мне тоже это приходило в голову, – сказал Мох. Вереск согласно кивнул.

– Что ж, если повезёт, завтра узнаем больше, – вздохнул Дождевик. – Кстати, пора ложиться спать, а то утром будем плохо соображать.

Четверо друзей достали из котомок спальные мешки и расстелили их рядышком на дне сорочьего гнезда. Затем улеглись, свернулись уютными калачиками, пригрелись и стали ждать, когда придёт сон.

На соседней ветке устроились четверо верных голубей, а наверху раскинулось бархатное ночное небо. Внизу лежал огромный бессонный город, мигая миллионами огней.

17. Дары Человечьего Улья. Четвёрка встречает нового друга… и кое-кого теряет

Четверо друзей проснулись перед самым рассветом, разбуженные многоголосым хором городских птиц: малиновок, дроздов, крапивников и славок. Несмотря на шум транспорта, они отлично выспались в сорочьем гнезде; пожалуй, равномерный гул их даже убаюкал.

– Доброе утро всем! – бодро сказал Мох, садясь и потягиваясь в уютном полумраке. Небо над кроной платана по-прежнему напоминало тёмно-синий бархат, но на востоке, где должно было вскоре взойти солнце, уже протянулась яркая оранжево-розовая полоса. – Знаете, а я-то думал, что в Человечьем Улье не будет утренних песен. Отличное начало, друзья! Правда сразу чувствуешь себя как дома?

– Верно-верно, – закивал Вереск. – Здесь вроде бы поменьше голосов, чем у ручья, но поют они едва ли не громче.

– Вполне возможно, – ответил Мох. – Ведь им нужно заглушить весь этот шум!

– Как странно, что к лету рассветный хор умолкнет и уже до новой весны, – сказал Щавель. – Сколько живу, так и не сумел к этому привыкнуть.

– Интересно, где мы будем осенью? – вслух задумался Мох. – Ещё здесь, в Улье? Или снова у Шального Ручья под нашим дубом? Или совсем в другом месте?

– Дождевик, ты не спишь? – спросил Вереск. – А ты как думаешь, куда нас занесёт ближе к осени?

– Я проснулся, – донеслось из спального мешка. – Но решил пока не вставать, потому что… Эх, лучше уж сразу сказать всё как есть. В общем, по-моему, я почти весь исчез.

Мох потрясённо охнул и схватился за руку Вереска.

– Чувствую я себя неплохо, – продолжал Дождевик нетвёрдым голосом. – Ничего не болит. Сам-то я здесь, но… Наверное, выгляжу немножко странно. Вот, решил, что надо сначала вас подготовить.

– Вылезай, дружище, – сказал Щавель, у которого тоже задрожал голос. – Не волнуйся, всё будет в порядке.

– Готовы?

Мох кивнул, хоть ему и было очень страшно.

– Готовы, – сказал Вереск.

Из спального мешка выглянула спутанная белая шевелюра – такая бледная и прозрачная, что казалась просто бликом света. Вслед за ней выбрался зелёный балахон Дождевика; рукава его заканчивались пустотой, а длинные полы закрывали невидимые ноги.

Мох отчаянно замигал и покрепче стиснул руку Вереска. Друзья сразу же осознали, как тяжело будет жить, не видя дорогого лица. Неужели это навсегда? Неужели то же самое случится с каждым из них – и кто же будет следующим?

– А можно… можно, мы тебя обнимем? – спросил Мох.

Рукава балахона призывно потянулись вперёд.

– Конечно! Я буду только рад! – воскликнул Дождевик.

Обняв друга и ощутив, что он всё-таки здесь, рядом, остальные трое немножко взбодрились. Они взялись за руки и засмеялись, а Вереск, напуганный сильнее всех, прослезился. Но потом он шутливо пнул Дождевика невидимой ступнёй по невидимым ногам, а Дождевик закричал: «Ой-ой-ой!» – и ткнул Вереска в живот невидимым пальцем, после этого им стало казаться, что всё не так уж плохо.