Хранители мира

– Постой-ка! – воскликнул Щавель. – Неужели под этими улицами и домами лежат бывшие долины и холмы?

– И реки тоже! – ответил Дождевик. – Люди загнали их под землю, чтобы не мешали ездить и ходить, и теперь они не видят солнечного света, и хранителей у них больше нет.

– Так… что же случилось с нашими собратьями, которые жили здесь до того, как появился Улей? – спросил Мох.

– Насколько я знаю, большинство ушло в другие края. Многие тосковали, но были и такие, кому хотелось новых приключений. Кое-кто пытался держаться до конца – в парках или больших садах, – но последние зелёные уголки в Улье всё чаще оставались без хранителей, и я решил сделать доброе дело.

Я нашёл старый, полузасохший тёрн. Он один уцелел из тенистой рощи, за которой когда-то присматривал наш сородич по имени Груздь (он решил покинуть Улей). Раньше сквозь рощу проходила узкая оленья тропа, а затем – дорожка, протоптанная людьми. Со временем она превратилась в широкий проезд для конных повозок и не менялась восемьсот кукушкиных лет. У обочины росли три пышных куста боярышника. Весной они стояли все в цвету и были сказочно хороши.

Сначала проезд вёл к деревне, но потом деревня разрослась. Теперь дорога шла уже не через поля, а между домами – сперва деревянными, затем кирпичными. Наконец Человечий Улей, который раньше лишь виднелся на горизонте, подобрался совсем близко и поглотил деревню. Проезд превратился в мощёную улицу, а вокруг пролегли ещё сотни таких же мостовых.

И вот в один прекрасный день люди решили поставить возле дома чугунные ворота. Кривой старый тёрн им мешал, и как-то осенним утром его срубили несколькими ударами топора – будто он не имел никакого значения, будто зимой голодные птицы не прилетали клевать его сморщенные подсохшие ягоды, а весной пчёлы не пили нектар из его душистых цветков.

Голос у Дождевика дрогнул и осип.

– Я спрятался за кучей мусора и стал думать, как же теперь быть. Когда человек занёс топор, я… я выскочил из укрытия и попытался его остановить. Видит Пан, всё произошло так быстро… Это было глупо и ничего бы не изменило.

Друзья минутку посидели молча.

– Ты тогда потерял глаз? – тихонько спросил Щавель.

– Да, и мне ещё повезло, что не задело топором. Раны, нанесённые железом, для нас смертельны. Когда человек оттащил в сторону тот сучок, что на меня свалился, я вскочил и кинулся бежать. Я даже сразу и не понял, что попал под срубленные ветки, – до того был перепуган. Сердце у меня чуть не разорвалось.

– Дождевик, а можно у тебя кое-что спросить? – неуверенно начал Щавель.

– Конечно. Спрашивай, что хочешь.

– Ты самый старший из нас и много всего знаешь… Мне вот интересно: а ты когда-нибудь видел Пана?

– Ох, нет, что ты! Никто из детей земли его не встречал. Ну, разве что очень-очень давно, сотни кукушкиных лет назад… Но ведь осенью мы видим Пана в небесах, правда? Три звезды – это его пояс, а на поясе висит свирель. Другие звёзды – раскинутые руки, как у нас, и ноги с копытами. Небесный Пан появляется в холодные месяцы и охраняет нас во время зимнего сна.

– Да, но… Мы ведь не можем проверить, существует ли Пан на самом деле! Конечно, мы говорим «слава Пану» или «клянусь зубами Пана». Но что, если Пан – это… выдумка? История, которую мы рассказываем самим себе? Может быть, и хорошая, полезная история – ведь даже вымысел всегда чему-то учит. Но…

– Конечно, ни в чём нельзя быть уверенным до конца, – перебил его Вереск с ноткой раздражения в голосе. – Просто я чувствую, что Пан есть. И вообще, мне не нравятся такие разговоры.

– Почему? – спросил Щавель.

– Потому что… не нравятся, и всё. Если Пана нет, значит, мы одни в этом мире и никто за нами не приглядывает. И я… я не хочу, чтоб так было!

Щавель крепко сжал руку Вереска.

– Я тебя понимаю, дружище. Но ведь то, что нас тревожит или мучает, как раз и надо обсуждать.

– Легко тебе говорить, Щавель. Ты же не исчезаешь, – буркнул Вереск. – А вот мне страшно. Я не хочу сейчас ни в чём сомневаться. Хочу, чтобы всё было просто, ясно и… как всегда.

– Сейчас у нас всё сложно и непонятно, Вереск, – мягко сказал Дождевик. – Я тоже исчезаю. И, должен признаться, тоже боюсь. Никто из нас не знает, что случилось, и не может предсказать, что будет дальше. Вот и про Пана никто наверняка не знает – есть ли он, заботится ли о нас. Но в жизни вообще много вопросов без ответа. Не стоит делать вид, что их нет.

Вереск шмыгнул носом.

– Я не знал, что тебе тоже страшно. Думал, я один такой.

– А я вот не мог решить, надо ли всё сказать начистоту. Понимаешь, мне казалось – раз я старший, значит, должен быть храбрым. Заставлять себя держаться, пусть даже и через силу. Мне всё время ужасно хотелось, чтобы кто-то обнял и пожалел, но я не давал себе воли. Делал вид, что всё в порядке. Прости, что из-за меня тебе пришлось бояться в одиночку.