Хранители мира. Дорога домой

Вскоре последние участники встречи ушли в холодную октябрьскую ночь по тропинкам, озарённым светом растущего месяца. На заросшей лужайке среди перепутанных стеблей травы осталась лишь фигурка в чёрной одежде. Постепенно в саду воцарилась тишина.

– Решили устроить собраньице, да? – спросил незваный гость.

Ему никто не ответил.

– А пригласить сородича вам, значит, и в голову не пришло?

– Ох! Мы очень… Прости нас… – начал было Мох.

– Послушай, Мох, я привык быть один. Не больно-то мне и хотелось к вам в гости. Я просто пришёл сказать, что вы затеяли ерунду.

– Откуда ты меня знаешь? – удивился Мох. Но в тот же миг вперёд шагнул Вереск и спросил:

– Кто ты такой?

– А ты Вереск, и вы оба жили под тем ясенем, что остался от славной зелёной рощицы. Потом к вам пришёл Дождевик, и всё было просто замечательно, а теперь у вас нет дома, ваш приятель, видимо, пропал навсегда, вы очень переживаете, но думаете, что спасёте мир и всё снова будет хорошо. Так вот, ничего у вас не выйдет.

Чердак приобнял Мха, которого внезапно пробрала дрожь.

– Эй! – Лихач воинственно встопорщил перья, но Вереск положил невидимую руку ему на крыло.

– Как тебя зовут? По-моему, я тебя помню.

– Конечно, помнишь – по крайней мере, должен. Я Падуб.

– Падуб… – задумчиво протянул Вереск. – А когда мы встречались?

– Всего-то пятьсот или шестьсот кукушкиных лет назад. А последнюю сотню лет живём по соседству – только ты со мной водиться не хочешь.

– Да нет же! – воскликнул Вереск. – Мы и вовсе не знали, что ты здесь. Погоди-ка… а ты вроде жил в очень старом дереве? Совсем-совсем древнем, тысячелетнем. Верно?

Лицо Падуба вдруг исказилось от горя.

– Да, в огромном тисе. Ах, что это было за дерево! Древнее, как мир. В нём жила мудрость тысячелетий!

– Люди его срубили? Ох, какое горе! – сочувственно сказал Мох. – Поверь, мы тебя прекрасно понимаем.

– Да что вы понимаете! – рявкнул Падуб, свирепо глянув на Мха. – Вы все! Ничегошеньки вы не знаете!

Друзьям стало не по себе, потому что Падуб как будто сочился яростью. Но все они видели, что его гнев порождён тоской и горечью утраты. Кроме того, было ясно: он пришёл сюда с чем-то важным, но ещё не успел об этом сказать. Мох сделал шаг назад и снова ухватился за руку Чердака. Друзья стали ждать, что будет дальше.

– Мой старый тис рос на склоне холма, Вереск, неподалёку от твоей липовой рощи. Я помню, как ты ушёл, когда её срубили, но я ещё долго жил в тех местах. Тис был таким древним, что рядом с ним даже вековые дубы казались саженцами. В нём чувствовался дух старины. Я думал, что никакие перемены в Зелёном Мире мне не страшны. Но пришёл день, когда… когда…

Он не мог продолжать.

Падуб содрогался от рыданий, но никто из друзей не осмелился подойти к нему и утешить.

– Я пошёл за ягодами и орехами, а, пока меня не было, двое наших сородичей обнаружили старый тис и решили… решили в нём поселиться. Вот так вот запросто! Они потеряли свои дома и скитались по миру, как многие из тайного народца. Поэтому они забрались в моё дупло и не пустили меня обратно! Прогнали меня, закидали камнями, сказали, что… что теперь это их дерево…

Падуб рухнул на землю, закрыл лицо руками и зарыдал так, будто беда произошла с ним только что. Так часто кажется, если горе некому излить. Оно уходит глубоко-глубоко, и рана в душе не заживает.

Пока Падуб плакал, Мох, Вереск и все остальные в ужасе глядели друг на друга. При одной мысли, что кто-то из тайного народца мог выгнать из дома своего же собрата, им стало дурно. Ничего подобного они прежде не слыхали. Разве так бывает?

– И это ещё не самое плохое, – выговорил Падуб через несколько минут. – Они… Они развели в дупле костёр, и…

– Старый тис загорелся, – прошептал Вереск. – Да простит их Пан! Извини, Падуб. Я ничего не знал.

Падуб встал на ноги и глубоко, прерывисто вздохнул.

– Ну да ладно. Я пришёл вам сказать не об этом. Помните старую песню Робина Весельчака? Про ясень, дуб и тёрн?

– «Ясень, дуб и тёрн стоят с начала времён», – напел Мох.

– «Под тисом и рябиной спит новый век невинный», – подхватил Падуб. – Вот только теперь нет никакого нового века. Ведь и тиса больше нет – моего тиса. Так что из вашей затеи ничего не выйдет. Ничегошеньки.

Лихач распрощался со всей компанией и устроился на ночлег в кустах, а четверо друзей ещё долго разговаривали с Падубом на лужайке. Чёрный костюм их нового знакомца, аккуратно сшитый из мешков для мусора, поблёскивал в лунном свете. Не сговариваясь, вся четвёрка решила проявить отзывчивость и доказать, что тайный народец всё-таки заслуживает доверия и дружбы.

Но Падуб не горел желанием с ними подружиться (и его можно было понять). Он то и дело порывался уйти и говорил: «Ну, мне пора». Всякий раз Мох упрашивал его остаться, а Щавель задавал какой-нибудь вопрос. Вереск изо всех сил объяснял, что они вовсе не нарочно избегали Падуба, который, как выяснилось, жил в школе на Ясеневой улице с тех самых пор, как её построили.