Хранители мира. Дорога домой

– С трудом верится, что вы про меня не слыхали, – сказал Падуб, скрестив руки на груди. – Ведь я-то про вас знал. Кто-то из садового народца упоминал, что вы тут живёте. Иногда я выходил погулять и видел, как вы возитесь у себя в саду. Ясно было, что вам неохота со мной дружить. По крайней мере, вы ко мне никогда не заходили.

– Понимаешь, какая штука, – начал Вереск. – Мы… засиделись дома и ничего не хотели менять. Много-много лет не отходили далеко от ясеня – ещё с тех пор, как вокруг было овечье поле. Но мы бы ужасно обрадовались, если бы узнали, что рядом живёт сородич. Правда, Мох?

– Да! – горячо согласился Мох. – Мы ведь отправились в поход, чтобы отыскать кого-то из родни. А ты, оказывается, всё время был тут!

– А можно один вопрос? – подал голос Чердак. – Прости, если лезу не в своё дело, но… кто ты теперь? Домовой?

– Ты что, веришь во всю эту чушь? – грубовато спросил Падуб.

Чердак слегка опешил.

– Чушь?

– Ну, про разные ветви тайного народца? Ещё не понял, что это всё ерунда? Мы все одинаковые – живи хоть в доме, хоть на улице. Какая разница, как называться? Хоть домовым, хоть лешим, а хоть бы и гномом. Все мы одной крови, и все должны горой стоять друг за друга. В жизни оно выходит иначе, а надо бы вот так!

Чердак взволнованно ахнул.

– Позволь и мне спросить, – вступил Щавель. – Ты вроде бы не удивился, что мы с Вереском местами прозрачные. Не обижайся, но… ты, может быть, тоже исчезаешь?

Куртка Падуба застёгивалась спереди на три крючка, сделанных из семян одуванчика. Он расстегнулся, и друзья увидели, что вместо груди у него пустота.

– Началось это в области сердца, а потом стало расползаться, – объяснил Падуб. – На некоторое время я исчез почти весь. Осталось только лицо и пальцы на руках и ногах. Но потом часть меня появилась снова.

– Снова? – ахнул Мох.

– Что? Как это? – изумился Вереск.

– Сам не пойму. Это было ужасно странно. Конечно, я обрадовался. Невидимкой быть невесело. Чувствуешь не то чтобы слабость, но… как будто ты не совсем тут. Вот только хорошо бы восстановиться полностью. Ненавижу ходить с дыркой посередине. Фу, как мерзко!

– Но ведь это же всё меняет! – воскликнул Щавель. – Надо разобраться, в чём причина. Ведь ты же почему-то появился снова, пусть и не весь. Что случилось примерно в то же время, когда ты перестал исчезать?

– Хм, дай подумать… Это началось, когда я перебрался в то место, куда днём ходят человеческие дети. Не сразу, но довольно скоро.

– Интересно. А ты не ел какую-нибудь странную еду? Не пил что-то необычное?

– Вряд ли. Я не люблю пробовать новое.

– Ну что ж… Теперь мы хотя бы знаем, что прозрачность лечится. Отличная новость! Осталось только понять чем, – сказал Щавель. – Падуб, вот ты говоришь, в нашей затее нет смысла. А я не согласен. Твой случай даёт нам надежду. Это очень важно.

Чердак, который тихонько сидел и слушал разговор, вдруг снова подал голос:

– Эта песня… ну, про ясень, дуб и тёрн да ещё тис и рябину… Её сочинил Робин Весельчак, так ведь?

– Да, – кивнул Падуб. – Давным-давно.

– Я помню, как её напевал старина Вьюнок, – сказал Вереск. – Дуб у Шального Ручья был очень старый. Не такой древний, как твой тис, но весьма почтенный.

– Это не просто песенка, – заметил Падуб. – Это пророчество в стихах. Ключ к возрождению мира. Для него нужны рябина и тис – конечно же, мой тис: ведь он был самый древний на свете. Но его больше нет.

– Здесь наверняка есть рябины, – задумчиво сказал Чердак. – Отличные деревья для Улья: не слишком высокие, а осенью красиво смотрятся с ягодами. Может, люди и не знают про их тайную силу, но любят под ними гулять.

– Да и тис, пожалуй, можно найти, – добавил Вереск. – Что вы думаете, друзья? Если Падуб прав и эта песня – подсказка от Робина Весельчака, надо хотя бы поискать волшебные деревья. А там поглядим, что будет дальше.

В уютном воробьином домике, прибитом к забору гостеприимного сада на Ясеневой улице, без сна ворочался Мох. Из соседнего домика доносился храп, в других царила тишина. До рассвета оставался час. Второй осенний заморозок серебрил тёмный сад.

Несмотря на удивительную новость про то, что исчезнувшие части тела могут появиться снова, Мох нервничал. Ему казалось, что дела движутся слишком быстро. Вереск вдруг решил искать какие-то деревья – а всё потому, что про них пелось в старой песенке! Конечно, Мох обожал стихи и легенды и никогда не стал бы над ними смеяться. Но ему не верилось, что из затеи друга выйдет толк.

– Это ненадолго, – пообещал Вереск. – И не помешает другим планам. Ведь ты можешь сам поговорить с Ро и попросить помощи? Я тебе для этого не нужен.

Но потом, обсудив ещё кое-что с Падубом, Вереск решил привлечь к делу скворца Лихача:

– Он ведь умеет летать, Мох. А с людьми общаться не желает. Пусть лучше поможет в поисках.

Дальше – больше: Вереск попросил Чердака показать ему места, где люди наверняка посадили бы рябину! Мох послал Чердаку отчаянный взгляд. Тот ласково улыбнулся и сказал:

– Я думаю, ты и без меня управишься, Вереск. Лучше уж я помогу Мху.