– Эй! Чердак! – наверное, уже в сотый раз выкрикнул он. – Это я, Вереск. Я пришёл извиниться и отвести тебя назад, к нам!
Но ответа не было.
Страшновато было думать о том, кто ещё бродит в этих закоулках. В одной нише, где сильно пахло лисой, нашлась обглоданная куриная косточка. Рядом валялся мячик для гольфа и блестящий пакет из-под чипсов. Весной здесь подрастали трое лисят, и в покинутой «детской» остались их игрушки. За другим поворотом Вереск потревожил кроличье семейство: оно обустроило себе норку в одном из барсучьих ходов.
– Беда! – воскликнула мать крольчиха, завидев Вереска, и весь её выводок тут же бросился наутёк. Видимо, в лабиринт забредали и хищники: хорьки с куницами.
Когда Вереск начал уже не на шутку тревожиться и за Чердака, и за себя самого, откуда-то из темноты донеслась тихая музыка. Мелодия была не такая затейливая, как у птиц, но очень нежная и печальная. Следом за нею раздался голос, напевавший древние слова:
Вереск пошёл на звуки музыки, миновал несколько поворотов и наконец увидел домового. Тот спокойно сидел на земляном полу и играл на своей белой флейте, которая поблёскивала в темноте.
– Чердак, это я, – сказал Вереск. – Приятный мотивчик. Ты сам его придумал?
– Признаться, не помню, где я его слыхал. Я заблудился и малость испугался, по правде говоря. Так что решил посидеть на месте, чтобы не уйти совсем уж далеко. Я знал, что, если буду играть, кто-нибудь придёт на звук.
– Но не думал, что это буду я? – спросил Вереск, садясь рядом на землю.
– Нет, признаться, не думал.
– Слушай, Чердак, ты уж меня прости. Мы со Мхом и Дождевиком так долго жили вместе – а ещё раньше только я и Мох! А потом мы отправились в путешествие и встретили Щавеля, и у нас было столько приключений! Когда Дождевик остался в Улье, а ты пошёл вместо него, мне стало казаться… ну, что ты пытаешься заменить нашего друга. А может быть, и меня.
– Заменить тебя? Но ты же здесь! Что ты такое говоришь?
– Вы со Мхом теперь лучшие друзья, а я как будто не при делах. Мне никому не хотелось в этом признаваться, даже самому себе. Вот я и вёл себя так мерзко. Ты уж прости. Давай дружить?
– Конечно, давай! – сказал Чердак. – Я с самого начала считал тебя другом, хоть и побаивался иногда. Но, Вереск, ты уж пойми, что Мох тебя любит, а любовь не пирог. Если кому-то другому дадут ломтик, это не значит, что тебе достанется меньше.
– Не пирог… хм! Не пирог. Кажется, понял! – с улыбкой сказал Вереск и встал с земли. – Ну ладно, пойдём к нашим. Я тебя научу играть в «Догони жёлудь» по моим правилам!
Когда Чердак и Вереск наконец выбрались из лабиринта и вернулись к остальным друзьям, все мысли об играх тут же вылетели у них из головы. Едва они ступили в большой грот, как земляной потолок с грохотом осыпался, отчего вся компания испуганно завопила.
На куче рыхлой земли лежал какой-то зверёк в блестящей, чёрной шубке, с острой носатой мордочкой и когтистыми передними лапами.
– Ох, прошу прощения, – забормотал крот, вставая и отряхиваясь. – Иногда бывает, знаете ли. Я тут просто копался… искал червяка.
И тут он застыл на месте, в ужасе глядя на Веспера, чьи янтарные глаза светились в темноте, а хвост азартно подрагивал.
– Не бойся, – быстро сказал Вереск и встал между лисом и перепуганным кротом. – Он тебя не тронет. Это Веспер, наш друг.
– М-м-морис, – представился крот, протягивая четырём маленьким человечкам дрожащую розовую лапу. Хоть он и старался жать осторожно, хватка у него была мощная. Мох поневоле затряс рукой и беззвучно ойкнул.
– Рады познакомиться, Морис, – начал Чердак тоном человека, который собирается неудачно пошутить. – А ты точно искал червяка… или просто решил свалиться как снег на голову?
Мох и Чердак захихикали. Вереск и Щавель дружно скривились, а Веспер закатил глаза, будто говоря: «Ох, ради Пана!»
– Свалился на голову! – продолжил Чердак, пихая Вереска локтем в рёбра и указывая пальцем на потолок. – Он свалился на голову!
И, поднеся к губам белую флейту, домовой сыграл потешную нисходящую гамму. Тут уж со смеху покатились все – даже Веспер обнажил белые зубы и зафыркал. Морис плюхнулся на кучу земли и теперь, рыдая от хохота, барахтался и перекатывался туда-сюда, словно сарделька с лапками. Шутка у Чердака получилась, конечно, глупейшая; но звуковой эффект и облегчение от того, что все опять собрались вместе, вызвали у друзей лёгкую истерику. Общее веселье – отличное дело. Оно пошло всем на пользу и заново сплотило компанию.
– Ой, нет, – простонал Мох, утирая слёзы. – Ой, мамочки. Не смешите меня больше. Я не выдержу.
– Ох, да. Пожалуйста. Так о чём мы говорили? – спросил Чердак, безуспешно пытаясь принять серьёзный вид.
– Морис рассказывал, как искал червяка, – напомнил Мох.
– Да-да, червяка! – сказал крот, вычёсывая землю из усов когтистой лапой. – Всё как положено. Я ловлю червей, потом затаскиваю их к себе в червячную – ну то есть в кладовку – и отгрызаю им головы.