– Эта женщина – практически реинкарнация Бекки Шарп. Ну так вот, вскоре наша Бекки вcпомнила былые привычки, отчего семейные ссоры, разумеется, становились все ожесточеннее. Кульминация наступила в жаркую ночь в июле тысяча девятьсот двадцать третьего года. Даже в воздухе витало предчувствие грозы. Пара остановилась в Лондоне в отеле «Савой». В город они приехали на светский сезон и забронировали на месяц апартаменты, а также номера для своей свиты. Бекки всегда путешествовала с горничной и шофером, а штат прислуги Али был обширнее, и в него, конечно, входил верный секретарь, а также личный слуга принца, неграмотный мальчишка из Судана, часами сидевший на корточках у двери апартаментов, дожидаясь, когда его позовут.
– Бедный ребенок.
– Для Али мальчик был никем, пустым местом.
– Для принца, может, и да, но для других людей он наверняка что-то значил.
– Согласна, – произносит миссис Би.
– Извините, что перебила. Итак, наши герои в «Савое», а вокруг темная-темная ночь и страшная-страшная гроза…
– Серьезнее, пожалуйста. – Миссис Би снова меняет тон на резкий. – Молодая пара отправилась в театр. Бекки надела белое атласное платье, которое специально для нее создала Коко Шанель. После спектакля муж и жена вернулись в «Савой» и там пообедали. Как всегда, обед закончился ссорой, Бекки выскочила из-за стола и убежала в номер, а принц Али сел в такси и скрылся в неизвестном направлении. Однако спать ложиться Бекки не стала. Она решила вернуться в Париж раньше времени, а к поездке нужно было подготовиться. Собственно, по этой причине супруги и повздорили в тот вечер: принц Али хотел, чтобы Бекки осталась в Лондоне, она же этого категорически не желала. Я могу только предположить, что после возвращения Али в номер спор продолжился, поскольку в два часа ночи десятого июля тысяча девятьсот двадцать третьего года Бекки произвела три выстрела мужу в затылок и убила его.
– Что-что она сделала?!
– Вы верно расслышали, – изрекает довольная собой миссис Би.
– Что?.. Как?.. Ничего себе!.. Кто-нибудь видел?..
– Ночной портье нес по коридору багаж, когда муж и жена, как обычно, ругаясь, выбежали в коридор: Бекки в белом платье, а принц Али к тому времени переоделся в цветастый халат. Принц Али показал портье следы у себя на лице, в гневе заявив, что жена его ударила, а затем потребовал вызвать менеджера. Тем временем Бекки пыталась увести его обратно в номер, а ее комнатная собачка кругами носилась по коридору и тявкала. Бедняга портье передал жалобу принца лифтеру и поспешил за угол, в соседние апартаменты, чтобы наконец доставить вверенный ему багаж. И вот тогда он услышал три выстрела. Портье кинулся обратно и обнаружил принца Али лежащим в коридоре в луже крови, а Бекки стояла в дверях с пистолетом в руке, но затем отбросила оружие в сторону.
– Вы говорили, что у двери все время сидел мальчик.
– А я думала, вспомните вы о нем или нет. Похоже, что все остальные забыли про этого паренька: у него даже свидетельских показаний не взяли.
– Вот так история! И что же стало с Бекки? Ах да, письма. Она ведь их не уничтожила?
– Дженис, вы забегаете вперед, однако движетесь в правильном направлении. Поднялся большой переполох, Бекки арестовали и отправили в тюрьму Холлоуэй, но в грязной камере ей сидеть не пришлось, ее определили в больничное крыло. Наконец Бекки предстала перед судом. Думаю, весьма любопытно проследить за трансформацией, которую наша героиня претерпела за это время. Полагаю, что сначала она была по-настоящему напугана. Она ясно сказала: «Я его застрелила», а потом все время повторяла: «Что я наделала?» Однако перед приездом полиции она сумела переодеться из забрызганного кровью белого платья в нарядный зеленый костюм. В суде Бекки появилась во всем черном, но при этом увешанная великолепными украшениями. А на главном заседании суда она была в траурном одеянии и без единой драгоценности, к тому же Бекки в совершенстве освоила искусство лить слезы и падать в обморок.
– Думаете, она лишь разыгрывала представление?
– По моему мнению, когда прошел первоначальный шок, она опять стала той Бекки, которую мы хорошо знаем, то есть женщиной, которую волнуют исключительно собственные интересы.
– Чем же закончился суд? И все-таки что там с письмами?