Хребты Безумия

Это преднамеренное кровопролитие, стоившее жизни родному отцу Уолтера, трем его братьям и двум сестрам, было молчаливо одобрено большинством местных жителей, а на удивление мягкая реакция властей позволила совершителю сего убраться в Виргинию целым и невредимым, сохранив честь и ни от кого не таясь; главное же — о чем говорилось лишь шепотом — он освободил всю округу от древнего проклятия. Какая раскрывшаяся тайна побудила моего предка совершить столь ужасное деяние, я не мог даже предположить. Ведь Уолтер де ла Поэр, без сомнения, и прежде в течение многих лет мог слышать зловещую молву о своих предках, и потому едва ли какие-либо новые слухи подобного же рода могли побудить его к кровавой расправе. Быть может, он стал свидетелем некоего ужасного древнего ритуала? Или наткнулся на чудовищный, все разъясняющий знак в самом приорате либо вблизи его? В Англии, как говорят документы, он слыл застенчивым, кротким молодым человеком. В Виргинии он также показался людям скорее обескураженным и встревоженным, нежели озлобленным и мрачным. В записках другого джентльмена со схожей в своей необычности судьбой — Френсиса Харли из Беллвью — о нем говорится как о человеке безусловно честном, деликатном и справедливом.

22 июля случился первый казус, поначалу оставленный мною без внимания, но приобретший исключительное значение в связи с последующими событиями. Сам по себе он был столь несущественен, что вполне мог пройти незамеченным. Следует напомнить, что ныне я находился в полностью обновленном строении, исключая его готические стены, и жил в окружении вышколенной добросовестной прислуги, а потому всякие опасения, связанные с недоброй славой приората, казались мне просто абсурдными. В тот день, насколько я сейчас помню, все шло как обычно, разве что мой старый черный кот, чье поведение за долгие годы я так хорошо изучил, выглядел непривычно настороженным и обеспокоенным, что никак не вязалось с его характером. Он бродил из зала в зал, не находя себе покоя и места, и постоянно принюхивался к стенам. Я понимаю, насколько банально это звучит; черный кот — это подобие пресловутой собаки, неизбежно присутствующей в историях о призраках, которая всегда начинает ворчать перед тем, как ее хозяин увидит страшную фигуру, закутанную в белый саван; но в данном случае я не могу умолчать о коте.

На следующий день один из слуг посетовал на странное беспокойство, охватившее вдруг всех котов в доме. Он явился в мой кабинет — просторный зал с высоким крестовым сводом, со стенами, отделанными панелями черного дуба, с тройным готическим окном, глядящим на пустынную долину, — и только было начал говорить о котах, как я увидел моего Ниггера, который крался вдоль западной стены и время от времени скреб когтями новые деревянные панели, скрывавшие древнюю каменную кладку. Я ответил слуге, что всему виной, должно быть, непривычный запах и иные выделения старых стен, недоступные человеческому обонянию, но влияющие на органы чувств кошек даже через деревянную обшивку. Я действительно был убежден в этом и, когда слуга предположил присутствие здесь мышей или крыс, напомнил ему, что грызунов здесь не бывало целых триста лет и что в этих стенах едва ли можно обнаружить даже полевых мышей, которые, допустим, могли бы забрести сюда из окрестных пажитей — но ни о чем подобном и слыхом не слыхивали. Позже я навестил капитана Норриса, и он уверил меня, что для полевых мышей было бы совершенно невероятным проникнуть в приорат столь беспрецедентным манером.

Вечером, обойдясь, по своему обычаю, без камердинера, я отправился на покой в западный башенный зал, который сам же и облюбовал для спальни, пройдя туда из кабинета по каменной лестнице и короткой галерее — частично древнего происхождения, частично полностью перестроенной. То был круглый зал с очень высоким потолком; стены его не стали отделывать деревом, но зато завесили шпалерами, которые я сам купил в Лондоне. Заметив, что Ниггер уже со мной, я притворил за ним тяжелую готическую дверь и удобно расположился в кресле при свете электрических светильников, весьма искусно имитирующих старинные свечи; потом выключил свет и погрузился в мягкую постель на старой, о четырех столбиках-ножках кровати с пологом, балдахином и резными деревянными спинками, а в ногах моих по давно заведенному обычаю уютно устроился мой преданный кот. Я не задернул занавеси и с удовольствием всматривался в узкое, выходящее на север окно, которое оказалось теперь прямо перед моими глазами. В небе чуть светилась вечерняя заря, и на ее фоне славно вырисовывался изящный готический переплет окна.