Хребты Безумия

Остаток ночи мы провели в моем ярко освещенном кабинете, горячо и нервно обсуждая наши дальнейшие действия. Одно лишь сознание того, что под этой проклятой каменной громадой таилось подземелье еще более глубокое, чем уже известное нам творение древнеримских каменщиков, само по себе было достаточным, чтобы взволновать нас, даже если бы за ним не крылось ничего более зловещего. А уж если это было так, то наша подозрительность удваивалась; мы терзались сомнениями относительно того, прекратить ли нам наши исследования и в угоду суеверной молве навсегда оставить приорат или же все-таки удовлетворить вдруг пробудившуюся в нас тягу к приключениям и отважно пойти навстречу любым ужасам, какие вполне могли бы ожидать нас в тех неведомых безднах. К утру мы пришли к компромиссу и решили поехать в Лондон, чтобы собрать там группу археологов и других ученых, способных раскрыть тайну.

В течение многих дней мы с Норрисом излагали имевшиеся у нас факты, предположения, легенды и предания перед пятью выдающимися научными авторитетами — теми, кто, наверное, отнесся бы с должным уважением к любым фамильным тайнам, какими бы они ни предстали в ходе предстоящих исследований. В большинстве своем они вовсе не были расположены нас высмеивать, но, напротив, очень заинтересовались нашим предложением и отнеслись ко всему с искренним сочувствием. Едва ли нужно называть их всех по именам, но все же могу сказать, что в их числе находился и сэр Уильям Бринтон,[51] чьи раскопки в Троаде[52] всполошили в свое время чуть ли не весь мир. Когда мы всей компанией сели в поезд до Анчестера, я почувствовал себя балансирующим на грани ужасных откровений и некоего печального чувства, столь созвучного обстановке траура, отмечаемого многими американцами по случаю неожиданной смерти президента по другую сторону океана.[53]

Вечером 7 августа мы приехали в Эксхемский приорат, где слуги заверили меня, что в наше отсутствие ничего необычного не случилось. Коты, даже Ниггер, вели себя спокойно, и ни одна ловушка в доме не захлопнулась. Наши изыскания мы должны были начать утром следующего дня, а пока я занялся тем, что развел своих гостей по заранее приготовленным для них комнатам. Сам я расположился на отдых в своей спальне в башне, а Ниггер занял обычную позицию у меня в ногах. Сон пришел быстро, но отвратительные кошмары вновь стали преследовать меня. Сначала мне привиделся древнеримский пир в духе оргий Тримальхиона,[54] где к столу на блюде под покровом подали что-то омерзительное. Затем повторилась та отвратительная сцена со свинопасом и его поганым гуртом в сумрачной пещере. Однако когда я проснулся, уже наступил день с его обычными красками и звуками. Крысы — живые или призрачные — не потревожили меня, и Ниггер все еще спокойно спал в моих ногах. Спустившись вниз, я нашел, что и там все было спокойно. Данное спокойствие один из собравшихся здесь ученых, по имени Торнтон, специализировавшийся в области спиритизма, несколько абсурдным образом объяснил тем, что некие тайные силы уже в достаточной мере показали мне все, что хотели показать.

Скоро все было готово, в одиннадцать утра наша компания в составе семи человек, прихватив с собой мощные фонари и снаряжение для раскопок, спустилась в подземелье и заперла за собой дверь. Ниггер тоже был с нами, поскольку исследователи не имели оснований не доверять его тонкому чутью — напротив, они были даже заинтересованы в его присутствии на тот случай, если наше собственное восприятие окажется недостаточным, чтобы зафиксировать появление грызунов. Древнеримскими надписями и пока непонятными для нас знаками на алтарных плитах мы занимались недолго, потому что трое из ученых уже исследовали их, да и все прочие имели о них достаточное представление. Наибольшее внимание было уделено внушительному главному алтарю, и уже через час сэр Уильям Бринтон сумел откинуть этот громадный камень, заставив его балансировать на одной из граней с помощью незнакомой нам системы противовесов.