Хребты Безумия

Эксхемский приорат долго пребывал в запустении, хотя и был впоследствии передан во владение семейству Норрисов, но притом всегда привлекал исключительное внимание знатоков своей редкостной архитектурой: его готические башни высились то ли над древнесаксонскими, то ли над романскими стенами, а последние, в свою очередь, несли в себе элементы еще более древнего стиля или, лучше сказать, смешения стилей — римского и даже друидического, то есть древнего кельтского. Сам по себе фундамент здания уже был загадкой — одной своей стороной он словно бы врос в твердый песчаник крутой скалы, откуда приорат глядел в безлюдную, пустынную долину, за которой, в трех милях от него, расположилось селение Анчестер. Этот своеобычный реликт забытых времен любовно изучали архитекторы и почитатели древностей, и лишь местные жители люто ненавидели его. Они ненавидели его многие века тому назад, когда здесь еще жили мои далекие предки, но и теперь люди в не меньшей степени опасались этих мрачных руин вместе с их седыми мхами, плесенью и прочей мерзостью. Я прежде не бывал в Анчестере, а по приезде туда узнал, что принадлежу к преданному проклятью роду. На этой неделе рабочие взорвали Эксхемский приорат и сейчас уничтожают даже самые следы его фундамента…

В общих чертах историю моих предков я знал с детства, включая и тот факт, что первый из моих американских предшественников прибыл в колонии как лицо со странной репутацией. Однако что касается подробностей, меня всегда держали в полном неведении, так как весь род Делапор отличался замкнутостью. В отличие от наших соседей-плантаторов мы редко хвастались предками-крестоносцами, героями средневековых войн или деятелями Ренессанса; не унаследовали мы и каких-либо особых семейных традиций, за исключением разве лишь того малого, что было написано в запечатанном конверте, каковой до начала Гражданской войны передавался каждым владельцем поместья своему старшему сыну для вскрытия после смерти главы рода. Единственное, что было обретено нашим семейством уже после переселения в Новый Свет, так это репутация старинной и гордой дворянской семьи, насколько эти понятия были еще применимы к ее малообщительной виргинской ветви.

Во время войны[43] благополучие наше оказалось заметно подорванным, да и все наше бытие в корне изменилось, когда сгорел Карфакс — наше поместье, стоявшее на берегу реки Джемс. В этом ужасном пожаре погиб мой престарелый дед, а с ним пропал и пресловутый конверт, связывавший нас с прошлым. Еще и сегодня я способен вызвать в памяти то роковое событие в точности таким, каким оно увиделось мне в мои семь лет, — живо помню, как бранились солдаты враждебной армии северян, окружившие наш дом, как визжали испуганные женщины, как выли и истово молились негры. Отец мой находился тогда в отряде, оборонявшем Ричмонд, но после соблюдения всех формальностей мы с матерью пересекли линию фронта и воссоединились с ним. С концом войны мы все уехали на Север, откуда была родом моя мать; шло время, я возмужал, достиг средних лет и определенного достатка, обратившись в заурядного флегматичного янки. Ни мой отец, ни я не знали содержания оставленного нам предками в наследство, но сгинувшего в пожаре конверта, и, погрязнув в рутине массачусетской деловой жизни, я постепенно утратил всякий интерес к тайнам, по всей очевидности, скрытым где-то в глубоких корнях нашего родословного древа. Ах, если б я только мог предугадать заранее природу этих тайн! С какой радостью предоставил бы я тогда Эксхемский приорат вместе с его древними мхами, летучими мышами и паутиной его собственной судьбе!