— Ну? — промычал Василев, наклоняя по-бычиному голову. «Что это, шпана всякая соболезновать вздумала?» — закончил он уже мысленно.
— Смею пожелать вам дальнейших успехов, Иван Максимович, и выразить надежду, что нанесенный вам страшным несчастьем ущерб не окажет тяжелых последствий в вашей дальнейшей плодотворной работе на пользу отечества и вы найдете в себе душевные силы для вящего…
— Простите, господин… Лакричник, — перебил его витиеватую речь Иван Максимович, — это все, что вы мне имеете сказать?
«Пьян он, что ли?» — мелькнула догадка.
Лакричник опять улыбнулся.
— Простите за беспокойство, Иван Максимович, — встал он и поклонился, — но, многократно раздумывая в эти последние дни, пришел я к твердому решению переговорить с вами, посоветоваться…
— О чем? — холодно спросил Василев.
— О случившемся пожаре, Иван Максимович, — выдвигая вперед подбородок и закрывая глаза, поспешно закончил Лакричник.
«Нет, не пьян», — пожал плечами Василев — и вслух:
— Что же именно хотите вы мне сказать?
— Двадцать два дома, не включая вашего, сгорело, Иван Максимович.
— Да. Знаю. Продолжайте.
— Двадцать две семьи остались без крова.
— Продолжайте.
— По свойственному многим людям легкомыслию, дома погорельцев оказались незастрахованными.
— Так. Что еще?
— Смею думать, ваш домик, не в пример другим, был застрахован?
— Ну и что же?
— И, получив страховое вознаграждение, вы не понесли никакого ущерба?
— А вам-то… что до этого… господин… Лакричник? — раздраженно двинул счеты по столу Василев.
— Смею думать, Иван Максимович, — нисколько не смущаясь, продолжал Лакричник, — смею думать, что при вашей опытности в любых делах, — он сделал легкое ударение на слове «любых», — вы не понесли ущерба, как другие, но, возможно, совсем наоборот — получили некую пользу.
— Это черт знает что! — встал Василев. — Что вам, собственно, нужно?
— Не обладаю счастливой способностью быстро высказывать свои мысли, но имею к вам одно очень большое, важное дело Извините.
— Говорите скорее…
— Вы меня все же извините, Иван Максимович. Но прошу, не торопите меня.
— Ну, говорите же! — еле сдерживая гнев, ответил Иван Максимович.
— Одну минуту. Вспомнил сейчас Никиту Антиповича, покойничка, погибшего смертью мученика, царство ему небесное, requiescat in расе, что значит: «Спи с миром!» — перекрестился он, вставая и прижимая платок к глазам.
Иван Максимович также встал и перекрестился.
— Хотел я услышать ваше мнение, — опускаясь на стул, продолжал Лакричник, — мог бы какой-либо хозяин поджечь свой дом, если бы таковой имел, при этом губя даже душу человеческую, чтобы только получить страховое вознаграждение выше настоящей стоимости дома?
Василев поморщился.
— Я не намерен отвечать на такие вопросы. Что вам нужно?
— Заключаю из ваших слов, что такой поджог возможен. Попутно интересует и следующее: стал бы такой хозяин своими руками дом поджигать или нанял бы для сей цели человека?
— Господин Лакричник, я вас прошу… — встал и с достоинством начал Иван Максимович.
Лакричник его перебил:
— И один, извините, еще один вопрос: почему вы меня не выгоняете, Иван Максимович?
— Вон! — ударил кулаком по столу Иван Максимович и вскочил. — Вон, дрянь такая!
— Простите, — поклонился Лакричник, — теперь я вижу, что мои рассуждения были ошибочны. — И пошел. — Меня интересовала личность поджигателя, — остановился он, взявшись за ручку двери.
— Личность установлена. Ведутся розыски, — дрожащими от гнева и досады руками перебирал Василев бумаги на столе.
— На кого же пало подозрение? — вернулся от двери Лакричник.
— Скрывшийся без вести Коронотов Порфирий…
— Порфирий Гаврилович? — переспросил Лакричник.
— Ну да. Вы же сами заявили об этом полицеймейстеру, господину Сухову. Вы видели, как поджигал Коронотов…
— Ошибся. Отказываюсь от своих слов. Порфирия Гавриловича я не видел…
— Как не видел? Так кто же поджигатель?
— Поджигатель — вы!
Василев отшатнулся. Лакричник подошел ближе и, сделав движение плечами и головой, соответствующее значению: «Извините, пожалуйста, я-то здесь ни при чем. Обстоятельства выше меня», — сказал:
— Смею думать, что поджог дома вы совершили собственными руками, дабы избежать свидетелей лишних, а предосторожностей надлежащих не приняли вследствие вашей неопытности в делах такого рода. Со своей стороны могу дать совет…
Иван Максимович побагровел. Как! Ему, купцу первой гильдии, Василеву Ивану Максимовичу, угрожает, дает советы какой-то пропойца-фельдшеришка!.. И этот пьянчужка называет его прямо в упор, без обиняков, поджигателем!
— Вон! — закричал он, сверкая глазами. — Ты что, шантажировать меня пришел?
Лакричник с достоинством выпрямился.
— Вы мне нанесли весьма тяжелое оскорбление, господин Василев. Я настаиваю на ваших извинениях. Со своей стороны, повторяю, считаю долгом предложить вам в память убиенного вами раба божия Никиты…
Василев вышел из-за стола и наотмашь ударил Лакричника по щеке.
— Я тебя выброшу, гадина! Завтра же ты будешь посажен в тюрьму за клевету… Я тебе!.. — махал руками у него перед носом.