Алексей Антонович взял Ольгу Петровну за руки, отвел на диван, сел с нею рядом.
— Был Миша Лебедев, — сказал он коротко.
— Лебедев? — переспросила Ольга Петровна. — Михаил Иванович? Он из Петербурга приехал?
— Да, мама, из Петербурга.
— Вот как! — воскликнула Ольга Петровна. — Ну, что он рассказывает о нашей Анюте?
Она сказала «о нашей Анюте» так свободно и легко, будто Анюта была ее дочерью.
Алексей Антонович наклонился, обхватил колени руками.
— Работает она наборщицей… — тихо сказал он.
— Так я и догадывалась по последним ее письмам, хотя она почему-то избегала прямо писать об этом.
— И, кроме того, в подпольной типографии, мама.
— Ах, вон что! — вырвалось у Ольги Петровны. И целая вереница тяжелых, томительных воспоминаний пролетело мгновенно перед нею. Она сразу стала строгой и прямой. — Что ж, так, видимо, и надо, — немного надтреснутым голосом сказала она, — молодежь сама нынче выбирает себе пути. Ищет новое. Так много жизней погибло в борьбе за новые идеи, а людей это не останавливает. Значит, они идут к верной цели. Пусть идут.
— Мама, я боюсь за Анюту, я не могу представить ее в роли подпольщицы. Она так и стоит у меня в глазах, нежная, женственная…
— Алеша, ты совсем не знаешь русской женщины, — с мягким укором сказала Ольга Петровна. — Нежность и сила души в ней не противоположные качества.
— И одна из этих женщин — ты, мама.
— Почему ты отказываешь в этом Анюте?
— Я не отказываю, мама, но я просто… боюсь ее потерять.
Ольга Петровна внимательно посмотрела на сына. Закинула руки себе за голову и тихонько стала свивать на затылке волосы.
«Что я наделала? — подумала она. — Как я могла позволить сердцу подчинить все остальное? Алеша повторяет теперь мои слова, которыми я когда-то сама себя убеждала, оберегая его от судьбы отца…»
— А что еще рассказывал Михаил Иванович? — спокойно спросила она вслух, чтобы сын не заметил промелькнувшего у нее на лице смятения.
— Он говорил, что Анюта тоже скоро приедет сюда. То есть не совсем сюда, а в Томск.
— Она об этом ничего не писала.
— Нет, мама, Миша говорит, что о таких вещах и не пишут.
— Мне не понятно: почему же тогда в Томск? — закончив прическу и опуская руки на колени, спросила Ольга Петровна. — Так и в самом деле вы потеряетесь друг от друга. Тебе нельзя уехать из Шиверска. С чем все это связано?
— Мама, — поднялся и, повернувшись, лицом к ней стал Алексей Антонович, — прости, что я заставлял тебя быть следователем и отвечал только на твои вопросы. Я не хотел напрасно тревожить тебя и говорить о том, как нехорошо у меня на душе. Но я вижу, что скрывать от тебя ничего не следует. И мне будет легче, ты всегда поможешь советом своим…
— Говори, Алеша, все.
— Ну вот, мама… Я считаюсь образованным, начитанным человеком. Университет окончил. А знаешь, когда я стал с Анютой встречаться, я понял, что при всем моем образовании у меняв голове сумбур, у нее же ясная мысль, хотя знаний как раз и не хватало. Но ведь Анюта любила меня! Ты понимаешь теперь, что у нее было на душе, когда она решила, несмотря ни на что, ехать учиться? Она же хотела верить моим идеалам, а верить не могла, потому что мои мысли не укладывались в ее сознании. Анюта соглашалась со мной, а убедить ее я не мог. Это было слепое доверие. А она хотела добиться, чтобы верить мне не вслепую, а осмысленно.
— Ну? — спросила односложно мать, чувствуя, что сын сейчас скажет что-то очень тяжелое для него.
— И если она там, в среде других людей, поймет не понятое мною и придет к убеждению, что те люди выше, умнее меня? Мама, ведь тогда конец нашей любви!..
— Да, — ошеломленная этим выводом, сказала Ольга Петровна, — это может случиться. Любовь слепа бывает недолго.
— Мама, Анюта не получит высшего образования, это теперь вполне ясно. Но ведь она с радостью учится другому, этим заполнена вся ее жизнь. А я со своим образованием… Ну, я не знаю, как его приложить к жизни, кроме того, что я лечу больных, а этого, видимо, недостаточно. И знаешь, мама, мне кажется, что Анюта поступает лучше. Но у меня не хватит характера…
Ольга Петровна прислонилась плечом к спинке дивана, медленно погладила лоб кончиками пальцев. Вот он и назрел, такой разговор… Можно ли принять все на себя? И ко всему тогда уронить еще и авторитет матери…
— Алеша, — сказала она, — Анюта поступает правильно. А твой характер… Да… Тебе будет очень трудно, Алеша Но я буду помогать тебе исправлять характер. Мне тоже сейчас тяжело. Очень тяжело. — Ольга Петровна с трудом улыбнулась. — Такая уж всегда моя доля…
И, чтобы не дать сыну успеть отозваться на это, она быстро добавила:
— Ты так и не ответил мне, Алеша, почему Анюта переезжает в Томск.
— Миша сказал, что там тоже нужны наборщицы и что Анюта очень любит Сибирь.