Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

Неясное ощущение тревоги не покидало Мирвольского. Это чувство он испытывал уже давно и никак не мог от него отделаться. Так бывает, когда надвигается что-то новое, неизвестное, но большое, способное перевернуть всю жизнь. И уйти от него нельзя, и свернуть в сторону некуда. Сегодняшний разговор с Лебедевым усилил это чувство. Но одновременно появилась и какая-то особенная гордость. Ему верят, надеются на него, вручают ему, может быть, даже жизнь свою! Эта гордость не походила на обычную гордость врача, которому больные тоже верят и в руки которого тоже вручают жизни свои. То делается от сознания собственной беспомощности, потому что нет для больного человека иного выхода. Здесь было иное. Лебедев пришел к нему как к другу. И пришел не беспомощным. Это надо понять и оценить!

Алексей Антонович приподнял узел, оставленный Лебедевым. Тяжеленько! Куда же девать, пока он наладит тайничок? Пожалуй, лучше всего положить в нижний ящик своего гардероба. Он взял узел и отнес к себе Возвратившись в комнату, где он разговаривал с Лебедевым, он решил проветрить ее. Что-то очень уж душно. Эта комната была угловая, два окна выходили на улицу, два — в переулок. Алексей Антонович откинул шторы, распахнул створки тех окон, что выходили на улицу. Пахнуло сразу приятной свежестью И в то же время, как это бывает при сквозняках, колыхнулась штора на окнах, выходящих в переулок. Алексей Антонович торопливо перешел туда, раздвинул рукой легкий тюль…

На скамеечке, с внешней стороны палисадника, спиной к нему, сидел Лакричник с тросточкой и, как Пифагор, чертил геометрические фигуры на песке.

Мурашки поползли по спине у Алексея Антоновича, Однако это мерзкое ощущение страха прошло так же быстро, как появилось. Алексей Антонович овладел собой.

— Геннадий Петрович! — окликнул он Лакричника с того места, где стоял, разговаривая с Лебедевым, и таким же голосом.

Лакричник не повернул головы. Спокойно водил тросточкой по песку.

— Геннадий Петрович! — повторил Алексей Антонович.

Лакричник сидел в той же позе.

— Геннадий Петрович! — теперь уже подойдя вплотную к окну и повышая голос, крикнул Алексей Антонович.

— А! Что угодно, Алексей Антонович? — живо отозвался Лакричник. Встал и вежливо поклонился.

— Попрошу вас: кликните, пожалуйста, парня, что вышел сейчас от меня.

— Какого парня? — недоуменно спросил Лакричник. — Я не вижу поблизости никого.

— Да вот он сейчас только вышел. Успел ли улицу еще перейти?

Лакричник подбежал к перекрестку. Посмотрел направо, налево, вернулся обратно.

— Имею честь доложить, Алексей Антонович, — развел он руками, — нет никого. Слабостью зрения, бог миловал, не наказан, однако, кроме двух женщин возвращающихся в город по тракту per pedes apostolorum, что значит…

— Вы шутите, Геннадий Петрович! — возмущенно воскликнул Алексей Антонович. — Не мог же он провалиться сквозь землю!

— Сие обычно свойственно духам нечистым и менее свойственно людям живым. Не зная, к какой категории относится ваш знакомец… Извините меня…

— Я не понимаю, — продолжал Алексей Антонович, — как вы могли не заметить его? Он же прошел мимо вас!

— Утомленный зноем, присел я отдохнуть под сень листвы вашего изумительного садика. Не могло это случиться прежде моего прихода, Алексей Антонович?

— Не знаю, — медленно сказал Алексей Антонович, — вы здесь сидите весьма давно. Я вас видел все время. По крайней мере час целый.

— Что вы! — съежился в улыбке Лакричник. — Две минуты всего, Алексей Антонович, три минуты, если на-, стаиваете — пять минут.

Алексей Антонович свободно вздохнул.

— Впрочем, о чем же мы спорим? — сказал он. — Это теперь не имеет никакого значения, коли парень ушел уже…

— Вам виднее, Алексей Антонович, — дернул плечами Лакричник, — я спор поддерживал единственно в виде ответов на ваши вопросы.

— Ну, хорошо, хорошо, — и Алексей Антонович отвернулся.

Треща тросточкой по планкам, Лакричник пошел вдоль палисадника. Потом остановился.

— Как он одет был, Алексей Антонович? По счастливой случайности, если увижу его, могу передать, что вы мне прикажете.

— Пиджак серый, брюки навыпуск, фуражка с лаковым козырьком, — спокойно сказал Алексей Антонович. — А передавать, Геннадий Петрович, ничего не трудитесь. Вздумает — и сам зайдет.

— Хм! Серый пиджак, брюки навыпуск, — задумался Лакричник. — Нет, не видел. В китайчатых шароварах и ситцевой рубахе — проходил…

11

Вскоре пришла с прогулки Ольга Петровна. Она ходила на реку купаться и вернулась домой с мокрыми еще волосами.

— Ах, как хорошо на реке! — сказала она, целуя в лоб Алексея Антоновича. — Советую и тебе сходить искупаться. В такой зной для меня это единственная отрада.

От нее веяло свежестью реки, горьковатым запахом полыни и дикой мяты. Словно ветер с зеленых гор наполнил комнату, так хорошо сделалось вдруг Алексею Антоновичу.

— Я, пожалуй, последую твоему совету, — ответил он, — моя умная мама.

— Не льсти, не льсти, Алешенька, — не поддерживая взятый сыном тон разговора, сказала Ольга Петровна. И заметила необычное выражение на его лице. — Ты чем-то взволнован?