Покончив с яичницей, у тлеющего костерка оставались старшие, а молодежь мгновенно куда-нибудь исчезала: убегала в черемушник к Уватчику, если прогулка была недалекой, близ дома, или карабкались на скалы, если гулять уходили к Вознесенской горе.
2
— …Вера!..
Она не шелохнулась.
— Верочка!..
Нет. Скорее холодный гранит ответит, чем она!
Подумать только! Пришли все вместе, как люди. И костер развели, и все остальное, как полагается…
Ну, а потом они двое ушли, хотели подняться по скалам на обрыв Вознесенки. А там, на уступах, по которым они обычно взбирались, чуть не на каждом камне сидят парни, пишут краской свои и своих подруг имена. Все там исписано, местечка свободного не найдешь. Конечно, кто хочет, тот находит. Только Савва никогда не найдет. Сколько раз ему говорила! И сегодня говорила опять. Ему что! Смешками, смешками, да так и отделался. Увел ее под эту скалу, где ни ходу, ни лазу — стена стеной, а сам убежал, оставил одну. Сказал: «Дожидайся». Ну и дожидалась. Смотреть даже отсюда некуда. Площадочка — три шага шагнуть. По бокам — кусты колючие, под низом — река, а позади — утес. Последний утес, на котором пока еще ничего не написано. На этом и не напишешь. Высота страшенная. Ни сверху, ни снизу не взберешься…
И вот час целый, наверно, одна тут проскучала. Взяла бы и ушла вниз без него, если бы не боялась сорваться.
Потом появился. Где? Наверху, на самом обрыве! Забрался-таки. Один. Сел, свесил ножки. Молчит, посмеивается: «Думаю… Вспоминаю». Думаешь, так думай. Вспоминаешь, так вспоминай. А забыл человека, бросил на целый день одного, так не лисись потом, не припрашивайся: «Верочка, Верочка!» Да она с голоду теперь умрет на этом месте, а не встанет. Пусть он потом помучится так же, как сегодня мучилась она!
— Вера!
Ишь рассыпается! Все равно…
— Верочка!
Савва тихо вздохнул: крепко приморозило лед, никак не тает. Ну ладно, солнце выше взойдет — растает.
Он поднялся, отошел вглубь от обрыва и стал проверять моток бечевы. Он занял его у знакомых парней. Хорошая бечева. Новая. Немного тонковата, но его-то выдержит. Дали ему и коробку с красной краской, кисточки. Все честь по чести.
Савва захлестнул один конец бечевы за ствол сосны, ближе других стоявшей к обрыву, другим концом обмотался вокруг пояса. Баночку с краской он тоже прикрепил к поясу. Снял сапоги и остался босиком.
На самой кромке обрыва Савва еще раз проверил все и начал спускаться, держась лицом к утесу. Медленно, осторожно, вершок за вершком, отталкиваясь одной рукой от скалы и все время упираясь в нее ногами. Так он опустился на одну треть всей высоты. Погладил камень ладонью. Превосходный, как полированный, жесткий песчаник. Савва посмотрел вниз. Девушка все так же сидела спиной к утесу, обхватив колени руками.
— Ладно…
Затянув бечеву у пояса прочным узлом, Савва сильнее откинулся назад и пошел вбок по отвесной скале. Бечева, натянувшись струной, стала косо, как маятник часов в конце своего размаха. Удерживая себя в таком положении всем напряжением мускулов, Савва окунул кисточку в банку с краской и вывел на камне первую букву — «В».
Бечева больно резала спину. Песчаник царапал босые ноги. Нельзя было дышать полной грудью — не хватало воздуха. Да ничего, можно все перетерпеть. Зато…
Подражая движению маятника, Савва медленно передвигался по скале вправо и писал крупно одну букву за другой Изобразив «Вер…», он минутку задумался, как написать: Вера или Верочка? Трудное имя! К примеру, Татьяна. Будет еще Таня и Танечка. Дарья — Даша и Дашенька. Здесь после Веры идет сразу Верочка. Для солидности надо бы написать «Вера»… Но для него-то она все же Верочка! А пишет он для себя.
Это длинное слово взяло почти весь размах маятника. А подниматься вверх, чтобы там переложить бечеву на новое место, Савве не хотелось. Он с трудом передвигался вправо. Быстро намалевал «Савва» — получилось «Верочка и Савва» — и вернулся на средину.
Под именами, ниже, надо написать еще фамилии и поставить год, месяц и число. Фамилии… Но как это сделать теперь, когда оба имени рядом стоят?
«Эх, ведь надо было как написать: «Верочка Чекмарева и Савва Трубачев!» Да не додумался сразу, а теперь с Чекмаревой в середину никак не вклинишься.
Конечно, проще всего бы одну фамилию на двоих — Трубачевы. Ведь будут все равно они Трубачевы! А попробуй сейчас напиши! Дома еще так-сяк, может и сошло бы, да ведь знакомые потом проходу не дадут. Как же тут быть?
Он вовсе забыл, что висит на бечеве, высоко над землей, и, чтобы не так затекали ноги, тихонько переступал по отвесной стене, то вправо, то влево…
— Савва! Савва! — снизу кричала Вера, и страх был слышен в ее голосе.
Что такое? Не змея ли ее напугала? В камнях здесь водятся змеи. Как он забыл об этом? Савва глянул назад и вниз через плечо. Вера стояла, запрокинув голову, показывала пальцем на кромку обрыва и все повторяла:
— Савва!.. Савва!.. Ой, Саввушка!..