Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Да ведь подходят люди еще, — возражал Петр.

— Они будут подходить еще час целый! Я дорожу временем.

— Открывайте! — крикнул Порфирий.

Это был условный знак. Петр пожал плечами.

— Ну, раз народ требует…

Он открыл собрание просто: назвал Буткина и предоставил ему слово, не объясняя собравшимся, о чем будет тот говорить. Рабочие придвинулись плотнее, передние прилегли на землю.

— Товарищи рабочие, — отрывисто сказал Буткин и посмотрел направо и налево, — мне поручено рассказать вам о Втором съезде Российской социал-демократической рабочей партии, в которой я состою. Мне также поручено рассказать вам, какие решения приняты были на съезде. Вы будете знать, за что и как борется Российская социал-демократическая рабочая партия. Итак, съезд открылся семнадцатого июля в Брюсселе. Закрылся он десятого августа в Лондоне. Чтобы узнать, что происходило на съезде, нам с вами приходится встречаться тайно, в лесу, под угрозой быть арестованными. Отсюда вы видите, как жестоко подавляет самодержавие и власть капитала всякую свободную мысль, как трудно бороться и отстаивать свои права…

Остро и угловато жестикулируя, он стал приводить примеры произвола царских властей. Говорил долго и все об одном и том же.

— Это мы знаем, — выкрикнул кто-то из задних рядов.

Его дружно поддержали.

— Что на съезде решили?

— Съезд не решил всех поставленных перед ним проблем, — немедленно откликнулся на эту реплику Буткин, — а некоторые решил неудовлетворительно. Но главное сделано: определились точки зрения. Стало ясно, что опасность для социал-демократической партии заключается не только в царском самодержавии, но и внутри самой партии. А внутренний враг, как вы знаете, всегда самый опасный. Товарищи рабочие! На съезде принята и утверждена программа партии, то есть те цели, за которые она будет бороться. Эти цели — свержение царского строя…

— К чертям царя-батюшку, — басом сказал Лавутин, — правильна, без него обойдемся.

— …введение для рабочих восьмичасового рабочего дня…

— Правильно!.. А то готовы из нас все жилы повытянуть!

— …установление диктатуры пролетариата.

— Это бы пояснее — выдвинулся вперед Филипп Петрович.

— Это значит, что вся власть будет только в руках рабочих, — объяснил Буткин. — И это большая ошибка, допущенная съездом. Этот пункт принят, несмотря на самые серьезные возражения.

— В чем ошибка-то? — крикнул Петр.

— Ошибка в том, что без самой решительной помощи буржуазии — рабочим самодержавие не свергнуть Кто будет помогать им, если власть потом будет принадлежать только рабочим? Таких доверчивых простаков не найдешь. Товарищи рабочие! На съезде была сделана попытка уничтожить в партии свободу…

И, угловато дергая плечами, вытягивая шею то в одну, то в другую сторону, Буткин стал выкрикивать какие-то витиеватые фразы о том, что усилиями Мартова предотвращено установление крепостного права в партии и что отныне членом партии будет считаться всякий, кто только признает программу партии…

— Без железных оград вокруг себя социал-демократическая партия будет быстро расти! — в упоении восклицал он. — Станет крупной силой! Станет влиять на все общественное устройство! И падение самодержавия произойдет само собой, как падает от времени этот осенний лист, — Буткин ловко подхватил на ладонь принесенный к нему порывом ветра пожелтевший березовый лист. — Не надо будет вооруженных восстаний. Еще никогда в истории кровь не была оправдана…

— Конечно, кому охота зря кровь лить, ежели и так можно.

— Сговориться бы подобру — куда лучше.

Буткин быстро повернулся на голоса.

— Не совсем так, — он энергично развел сжатыми в кулаки руками, будто разрывая шпагат. — Когда сговариваются, делают взаимные уступки. Мы делать уступок не будем. Мы будем давить на царское самодержавие своим влиянием в общественной жизни, своей величиной, своей многочисленностью…

— Пока мы начнем давить этак, как вы считаете, нас раньше задавят, — не сдержав себя, Лавутин крикнул особенно громко и зло, и его крупные, могучие плечи словно еще выше приподнялись над головами рабочих.

— Надо размерять свои движения, — поучительно сказал Буткин. — Если махать кулаками, когда у самого еще нет достаточной силы, можно получить удар. Если же медленно и терпеливо, набирая…

— Нет больше терпения!

— Докуда еще терпеть!

— Изо дня в день хуже становится!

— Терпеливо набирать силы, — Буткин своим резким голосом перекрыл всех, — это совсем другое, чем просто терпеть…

И опять послышались выкрики:

— Что в лоб, что по лбу!

— Не хотим мы больше терпеть!

— А что, сразу в драку? — вплелся чей-то тонкий, протестующий голос.

— Слушай, что человек говорит…

— Чего слушать?

— Он против Ленина говорил, а мы Ленину верим!..

Люди волновались, не могли спокойно стоять на месте: те, что лежали впереди, вскочили на ноги, круг сдвинулся плотнее. Буткин потрясал поднятыми руками.

— К порядку! К порядку! — надрывался он. — Спокойствие, товарищи…

— Тут будешь спокойным!

— Чего нас уговаривать?

— Дайте закончить! Дело говорят…

— Я продолжаю! Я продолжаю! — выкрикивал Буткин. — Значительной ошибкой съезда было избрание…