Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Ты тут при чем, Середа? — спросил, сдерживая себя, чтобы не выдать волнением своей радости. Ему об этом всякий раз говорили глаза Усти, он сам был в этом уверен, а теперь услышал и от постороннего. — Тебе-то какое до нее дело?

Разговор был после обеда. Середа сидел на нарах, поглаживая сытый живот. Ему удалось выпросить для себя двойной паек хлеба.

— Я по-своему, Павел, теперь рассуждаю, — звучно сплюнув на пол, сказал Середа: — день, да мой. Прожил его — хорошо. Нет — и без Середы земля обойдется. А с тобой еще раз побегу. Почему? Без меня тебе не уйти. А для тебя мне ничего не жалко. Говоришь, какое мне до твоей бабы дело? Помню я, как в шиверской тюрьме ты про нее рассказывал. Шибко запомнилась она мне. И здесь я все смотрю на нее. Нет, Павел, такие бабы редко встречаются. Присушила ее любовь к тебе — не отпускай Даже сам не любишь — и все равно не отпускай. Другая никакая так тебя не полюбит. Не до нее мне дело, до тебя дело. Не хочу, чтобы для тебя такая баба пропала. Уйдем — надо с ней вместе уйти.

— Я уйду в Маньчжурию, — упрямо сказал Павел, словно пропустив все, что ему говорил Середа, — уйду на войну. Там и умру.

— Кто, когда и где умрет, я не знаю, — пожевав конец бороды, ответил ему Середа, — а только тебе с Устиньей надо быть вместе.

И снова каждый день в каменоломни, и снова вечером немой разговор с Устей, и ночью разговор с собой.

Прошумели первые весенние грозы. Отяжелела на деревьях листва. В жаркие дни гортанно трубили в перелесках дикие голуби. Утренней тихой ранью в каменоломни долетали призывные возгласы кукушек. Над открытыми лугами чертили в воздухе круги ширококрылые ястреба.

— Когда же, Середа? — спрашивал Павел.

— Скоро…

Убежали они в знойный, палящий полдень середины июня.

Незадолго перед этим, остановившись на перекур, Середа украдкой показал Павлу на дрожащий в горячем воздухе дня зубец дальней горной вершины.

— Хорошо запомни, Павел, этот зубчик. Оттуда берется ключ. В самой вершине ключа встретимся. Там для нас будет все приготовлено.

— А как убежим?

— Потом…

Вечером Середа объяснил:

— Рядом только дураки бегут. Побежим оба совсем в разные стороны: один — направо от дороги, другой — налево, — стража потеряется, в кого стрелять. А тут дорого на первые полста шагов отскочить. Там в ямки, в кусты. Запомни: у стражника, когда побег, тоже руки трясутся, попасть ему трудно. Ты хорошо зубец тот приметил? Оттуда возьмем на Ильдикан и Оловянную. А там — куда хочешь. У ключа ждать три дня. Это крепко запомни.

— Мы прямо из-под стражи побежим? — спросил Павел.

— Я всегда только так бегаю, — сказал Середа. — Меня пуля не берет. Чего мне бояться? Хочешь, научу и тебя наговору.

— Не надо.

— А ты боишься?

— Нет.

Середа выбрал время. В полуденный привал старшой выкрикнул:

— Давай четверо, кто покрепче, «бабу» на дроги поднять!

— Откуда? — быстро спросил Середа и так и подался вперед.

— От Зеленого ручья, — сказал старшой.

— Вот мы с Павлом, — встал Середа.

К ним присоединились еще двое. Конвойных тоже было двое. Гуськом, три пары, Павел с Середой — впереди, конвойные — замыкая, пошли они к Зеленому ручью. Когда-то там строился мост и двадцатипудовой «бабой» забивали сваи. Теперь «баба» лежала, полузасосанная грязью. Ее надо было вытащить, поставить на дроги и перевезти в ограду карьера. Ездовой из вольной команды на дрогах уехал вперед. Идти надо было больше трех верст. Вначале дорога шла открытой вырубкой, а дальше, на самом спуске к ручью, рос мелкий березовый перелесок.

— Шагай веселее! — покрикивали конвойные, едва не упираясь штыками в спины идущим впереди них арестантам.

Середа нарочито еле переставлял ноги. Тяжело и шумно вздыхал:

— Черт меня понес в такую жару! Попить бы.

— В ручье напьешься.

— До ручья не дойду. Подохну…

Он расстегнул ворот холщовой рубахи. Бил себя ладонью по голой волосатой груди. Хрипел сдавленно:

— Ой, помираю я! Посидеть бы минутку… — А сам шептал Павлу: — Как зайдем наполовину в лесок, тогда…

У Павла глухо стучало сердце. Сухим взглядом он следил, как плывет впереди них в знойном бледно-голубом небе коршун, лишь иногда чуть шевеля кончиками крыльев. Вдали показался перелесок. Павел весь внутренне собрался. Что там ждет его — свобода или смерть?

Конвойных тоже разморила жара. Они уже не ругались на Середу, не погоняли его, а шли как ноги несли, отирая рукавами пот со лба и сбив на затылок измятые бескозырки. Ни малейшего, хотя бы самого легкого ветерка. Даже пыль, поднятая ногами с дороги, тут же оседала обратно.

Они вошли в перелесок. Начался отлогий спуск к ручью. Дорога делала некрутые зигзаги. У самого ручья опять вырубки…

Середа локтем толкнул Павла. Громко выкрикнул:

— Ой, свалюсь, не дойду! — И тихо: — Пошли!