Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

В доме у Мирвольских было всегда очень чисто, опрятно, красиво. Но весь этот уют Ольга Петровна создала своими руками, она умела шить, вязать кружева, вышивать, славилась уменьем крахмалить белье. Целый день она проводила в хлопотах по дому, а летом еще сажала на клумбах, под окнами, цветы. И находила время для чтения книг. Алексей Антонович удивлялся ее неутомимости. Ольга Петровна в ответ улыбалась.

— Это, Алеша, у меня стало привычкой. От тех еще лет, когда ты был малышом. Ты не представляешь сейчас, как много ты уносил моего времени и моей души! Надо было все это где-то брать, чтобы отдать тебе. Вот и научилась. И я рада, что цель моя достигнута: ты любишь людей. Хорошо, что ты стал врачом. Это одно из самых благородных призваний человека: бороться с болезнями и даже со смертью.

Вот эта увлеченность своей профессией, направленность всех мыслей только к одному — как вылечить больного — и помогала Алексею Антоновичу переживать любые неприятности. Обычно это были мелочи и не задевали его глубоко.

Вздорные слухи, разнесшиеся теперь по городу, о его отношениях с Анютой заставляли страдать: падает тень на репутацию девушки. Непременно с ней надо увидеться. Переговорить. Сказать… но где? Как? Почему Анюта не дает знать о себе? Может быть, до нее еще не дошли эти слухи? Или, наоборот, дошли, и именно потому она избегает с ним встречи? Ведь раньше каждый день, идя в больницу, он встречался с ней на одном и том же квартале, останавливался на несколько минут, разговаривал. Почему теперь нигде он ее не встречает? Если и сегодня Анюту он не увидит, завтра он пойдет к Василеву…

Нет, на привычном месте Анюта снова не встретилась. Остановила какая-то старушка, стала жаловаться ему:

— Лексей Антонович, миленький, опять мне ногу свело, ступить не могу. Так помогло прошлый раз. Дал бы ты мне еще порошочков.

Он припомнил эту старушку — у нее застарелый суставный ревматизм. Нужно грязелечение. Легко сказать — грязелечение… Исключена даже мысль об этом. А чем лечить? Нельзя же без конца давать салицилку! И вряд ли теперь даже на время это поможет… Но что другое придумаешь? Алексей Антонович озабоченно прикусил губу.

— Хорошо, бабушка, приходи, я тебе выпишу порошки.

— Миленький, только купить их сейчас у меня не на что. Вот петушки подрастут…

— Бабушка, ты получишь бесплатные, — заторопился Алексей Антонович, — пусть растут твои петушки.

— Ну, спасибо, спасибо тебе, Лексей Антонович!..

Придя в больницу, Мирвольский, чтобы не дать и на этот раз возможности Лакричнику поехидничать, первый поздоровался с ним. Тот сморщил свое сухонькое конопатое лицо в приятную улыбочку, поправил прическу и ответил строго официально:

— Здравия желаю, Алексей Антонович! — И тут же добавил: — Вас очень давно особа одна ожидает.

Алексей Антонович встрепенулся. Рабочий день у него начинался с обхода палат, больные на амбулаторный прием приходили позже. Все в городе это знали. Значит, не на прием. Не Анюта ли? Чувствуя, что к лицу у него хлынула горячая кровь, он отвернулся и спросил:

— Какая особа?

Лакричник прикрыл глаза, как бы что-то припоминая.

— Одна пациентка ваша давняя, — открыв глаза и поднимая указательный палец, ответил он, — та, что нынешней весной насчет natus abortus — недоношенного ребеночка, так сказать, свидетельство просить приходила. Неутешная супруга исчезнувшего без вести Порфирия Гавриловича Коронотова…

— К чему это, Геннадий Петрович, вы всегда с таких трехэтажных предисловий начинаете? — недовольно сказал Алексей Антонович, берясь за ручку двери своего кабинета и припоминая: неужели Лакричник присутствовал при том разговоре с Коронотовой? — Что же ей надо?

— Таков мой стиль изложения, — втянул голову в плечи Лакричник, — стремлюсь сочетать красивость речи с ее выразительностью, но, видимо, надлежащего преуспевания в этом не имею. Прошу извинить, Алексей Антонович. Елизавета же Ильина Коронотова о цели визита своего умалчивает, выражая настойчивое желание видеть лично именно только вас.

— Пригласите, — коротко бросил Алексей Антонович, открывая дверь кабинета.

Лиза вошла, робко остановилась у порога.

Алексей Антонович строго смотрел на нее, также как в тот раз, когда она приходила просить у него свидетельство. Лиза не знала, куда девать свои руки, с чего начать разговор. Мирвольский тоже молчал.

— К вам с просьбой, Алексей Антонович, — наконец выговорила Лиза, опуская глаза и не осмеливаясь смотреть на врача.

— С какой? — пытливо оглядывая ее вдруг побледневшее лицо, спросил Алексей Антонович. «Вот всегда так: легко влюбляются, не думают о последствиях, а потом ходят, выпрашивают, чтобы врач помог им скрыть истину».

— Повиниться пришла. Обманывала я вас тогда…

— Знаю. Ну, а как сейчас твой ребенок?

— Нет его у меня…

Алексей Антонович нахмурился, гневно толкнул мраморное пресс-папье. Ему вспомнилось, как горько и безутешно тогда плакала Лиза.

— Убила? — Стукнув по столу косточками согнутых пальцев, он встал.

— Нет, не убила, — Лиза закрыла лицо руками.