Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Можно, — кивнул головой Иван Максимович. — Правда, мужик он жадный, но место свое всегда понимает. Втолковать же ему кой-что крайне необходимо именно сейчас.

Вошла Елена Александровна, застегивая на ходу золотой браслет.

— Ванечка, — спросила она, — стол накрывать?

— Да, пожалуйста, — согласился Иван Максимович, — только знаешь, Люся, прикажи собрать похолоднее чего-нибудь. И винца покислее.

— Да, да, Елена Александровна, — поднимаясь, зарокотал Баранов, — хорошо бы кваску простого, русского. А к водочке на закуску…

— …ветчины вареной. С хреном. Здравствуйте! — на пороге появился Федоров.

— A-а! Милости прошу, Лука. Проходи, — протянул ему руку Василев. — Как поживает супруга?

— Елене Александровне почтение, — низко поклонился Федоров. — Цветете, драгоценная. Жена моя, слава богу, здравствует. Болели зубы, привязала припарочку — все прошло, — скороговоркой ответил он Ивану Максимовичу. — Нашему печителю-радетелю Роман Захаровичу почтение, — протянул руку Баранову. — А тебя, Иван Максимович, с новосельем! С новосельем, Елена Александровна!

— Будто ты не был у меня в новом доме?

— Не был еще.

— A-а! Ну, спасибо.

— Спасибо за поздравление, Лука Харлампиевич, — ответила Елена Александровна.

К ней подошел Иван Максимович и шепнул на ушко:

— Ты, Люся, слишком не торопись. Дай квасу, а все остальное попозже. Надо натощак кой о чем побеседовать. А то Лука как подопьет — ни черта сообразить не может.

Елена Александровна понимающе улыбнулась и ушла.

— Что со старым домом делать намерен? — спросил Баранов, вытирая платком чисто выбритую голову.

— Продам, — коротко ответил Иван Максимович.

— Кому? Есть покупатель?

— Гурдус покупает. Вернее сказать — за нос водит.

— Они, приезжие, все так. Думают, что ихняя копейка стоит дороже нашего, сибирского пятака.

— Сколько дает? — вступил в разговор Федоров.

— В пятистах пока не сошлись.

— Ого! И давно ряда идет?

— Да с месяц.

— Упрям. Надо думать, толку не будет. Понял, что нет, кроме него, покупателя, — тряхнул головой Федоров — Господи, сушь-то какая! Зной — не сдышать. Погорят у мужичишек хлеба. Чем торговать стану?

— В Канске на прошлой неделе четыре пожара было, — заметил Баранов.

— Сохрани, господи, — перекрестился Федоров, — вот уже боюсь страсти огненной!

— Городского голову к суду привлекают, — продолжал Баранов — дескать, дружина не наготове была. А при чем здесь голова, если бочки в такую сушь рассохлись? Выехала дружина на пожар, а вода во все щели, как из сифона, шпарит.

— С водой надо было бочки-то держать, — наставительно сказал Федоров, — не рассохлись бы.

— С водой? Ну да, с водой, не с песком же, всякому дураку известно, — завертелся на стуле Баранов. — Да ведь черт их узнает, с чем они держат. Надо будет в дружину зайти, посмотреть в бочки самому.

— Да… пожар в такую погоду полгорода может снести, — подтвердил Иван Максимович.

— Не говори! Твои-то дома застрахованы? В ладную цену?

— Застрахованы. Ничего.

— В «Российском»?

— Нет, в «Саламандре».

— Вот не люблю ерманцев, — поморщился Лука, — завсегда в «Российском» страхую.

— «Саламандра» — тоже русское общество.

— А что же названье нерусское?

— Это, Лука, вот почему, — улыбаясь разъяснил Иван Максимович. — Существует легенда: есть будто бы такая ящерица — саламандра, что сама все жжет огнем, но если пламень вспыхнул не от нее, а по другой причине — гасит.

— Господи, что же это за чудо такое?

— Нет никакого чуда, Лука. Говорят тебе: сказка это, легенда, выдумка.

— Так язви же их, — сплюнул Лука, — что же они такой морочью пользительное общество называют?

— Эмблема. Тебе этого не понять, Лука Харлампиевич, — махнул рукой Баранов.

— Истинно не понять, — согласился Федоров. — Слаб мой ум постигать всякие выдумки. Мысли людям туманят, а проку от этого нет. И вообще все эти выдумки — так, видимость одна. Слыхал я, будто один английский ученый задумал подсчитать, сколько на свете мух. Стал он ловить, считать и красной краской им крылья пачкать, а потом опять на свободу пускать. Пока он объехал весь свет кругом да вернулся в Англию, мухи тамошние меченые передохли, народились новые, а ученый думает — пропустил, не сосчитал. Давай их к прежним присчитывать. А тут письма с других земель идут: тоже, дескать, летает много мух немеченых. Что делать? Запарился ученый. Взял себе сорок помощников. Мало. Он — сорок раз по сорок. Бьются, бьются, а немеченых мух все не убывает. Взял он тогда помощников целый миллион и еще сто тысяч. Другая беда: счет весь вышел, а мухи есть…

— Как это — счет весь вышел? — захохотал Баранов.

— Так. Нет больше цифир, чтобы счет вести. Все, какие были, вышли.

— Значит, мух оказалось больше, чем чисел для счета?

— Больше. То и есть. И выходит, что всякая наука хороша, но в меру. Не переумничивай.

— Ну, брат, загнул ты философию! Впрочем, тебе она идет. И другим может оказаться полезной. Где надо — сейчас вперед Луку выставят… Ну, а ты, Иван, как думаешь?

Иван Максимович придвинул свой стул ближе к собеседникам и, глядя в упор на Федорова: