Читаем Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя полностью

Порфирий бросился к нему, но Лебедев опять оказался посередине.

— Замолчите, Буткин, — тихо, но властно сказал Лебедев, и бугры на висках выступили у него особенно сильно. — Здесь не место для таких разговоров.

— Вы всегда… Не затыкайте мне рот! — еще громче выкрикнул Буткин. — Довольно! Я должен сказать, что это безумие, что вы…

— Я выстрелю в вас! — Лебедев выхватил, вырвал из кармана револьвер, дулом уперся Буткину в грудь. — Посмейте только посеять панику среди людей!

У Буткина задергались губы, но не страх, а ненависть отразилась у него на лице.

— Подчиняюсь насилию. Но знайте, Лебедев, это вам не простится, вся эта ненужная кровь, — Он оттолкнул револьвер, отошел и снова стал к двери. — Я молчу. Я вынужден…

Порфирий метнул злой взгляд на Буткина, взмахнул своими длинными руками, словно собираясь снова броситься на него, но пересилил себя и повернулся к Лебедеву.

— Егор Иваныч, советуй — как?

— Всеми силами держаться до вечера. А когда стемнеет и еще гуще станет морозный чад, сделать проломы в заборе, что выходит на пустырь. Там оцепление реже, ржавые паровозы, скаты колес, хорошее прикрытие. Выйти там безопаснее всего. И тогда — все врассыпную, полями…

— А куда?.. Потом-то куда? — спросил Порфирий.

Лебедев стиснул пальцами свой выпуклый, высокий лоб.

— Скрыться!.. Кто как сумеет, — сказал он, рывком отнимая руку. — На конспиративных квартирах. Уйти в ближние деревни. Зубицкий за каждым в отдельности гоняться не станет. А там будет яснее, что делать дальше. У нас будет время!

— Егор Иванович! — вдруг страстно выкрикнул Порфирий. — А если в Красноярск? К товарищам. Как сразу ты советовал. На соединение с ними.

— Да!.. Конечно, Порфирий Гаврилович… Но… теперь труднее подготовить состав, подвести к мастерским, когда здесь идет бой.

Наступило недолгое молчание. Заговорил Порфирий:

— Егор Иванович, а если бы сейчас заранее послать нам человека найти машиниста? Сговориться. Стемнеет, и пусть выгонит он порожняк за семафор. Впотьмах никто на станции не разберется. А мы, как вырвемся, сразу туда. И ходу!

— А как… найти машиниста? — нервничая все больше, спросил Заговура.

— Да есть свои люди! — сказал Порфирий. — Хотя бы Селезневских. Этот сделает.

— Нет, как найти?.. Как выйти сейчас к нему отсюда?

И опять наступило молчание. Только глухо стонал Семен, которому Алексей Антонович начал перевязывать рану. Да еще стучались пули в кирпичные стены.

— Да, не легко, — наконец выговорил Лебедев. — Нужно выбрать кого-нибудь молодого, ловкого, смелого. Отвлечь внимание солдат особенно сильной стрельбой где-нибудь здесь и дать возможность ему проскочить в другом конце двора. Может быть, дождаться сумерек?

— Мы можем не продержаться до сумерек, — запинаясь, сказал Заговура. — И потом: если в сумерках мы начнем только искать машиниста — когда же идти на прорыв? Под утро? Нет, нет, столько нам не продержаться…

И еще раз наступило молчание.

— Надо пробовать сейчас, — проговорил Лебедев.

— Савву Трубачева послать, — сказал Порфирий. — Самый ловкий. И находчивый. Другого — не знаю кого. Он сам придумает, как ему выбраться отсюда.

Вера подняла голову. Савву?.. Здесь и то убивают, А выйти за ограду…

Она подбежала к Лебедеву.

— Я пойду. И все сделаю, — торопливо сказала, боясь, что если Савва узнает об этом прежде, чем она уйдет, он не позволит ей пойти вместо него.

— Ты? — Лебедев не удивился словам Веры. Он знал: девушка — невеста Трубачева. Тоже смелая и толковая. Это она привела утром женщин с хлебом, — А как ты пройдешь?

— Я? Пройду — и все. Прямо. Я три раза уже проходила. А Селезневских как раз тятин кум.

— Проходить-то проходила она, верно это, — сказал Порфирий. — Только тогда солдаты еще не стреляли.

— Ну так что! А зачем в меня и сейчас станут стрелять?

Она даже без тени сомнения верила в это: ей действительно пройти будет проще, чем Савве. Не станут же солдаты стрелять в безоружную девчонку!

— Шагай проворнее, — сказал Порфирий. — Егор Иванович, у этой выйдет. Она проюлит меж солдатами. Только поняла ли ты, что надо сделать?

— Все поняла. Сказать Селезневских, чтобы потемну паровоз к порожняку подцепил и за семафор вывел. А там дожидался бы.

Лебедев задумался. Риск есть. Будет риск и для Трубачева. Может быть, даже больший. Но у Саввы и жизненного опыта больше. Он доказывал это делами не раз. Действительно, парень очень находчивый. И во всяком случае нельзя отпустить эту девушку, не посоветовавшись с Саввой. Он может придумать что-нибудь менее опасное.

— Нет, погоди, Порфирий Гаврилович, смаху не будем решать, — сказал Лебедев и подтолкнул Веру в плечо. — А ты пойди позови сюда Трубачева. Только скорее.

Вера хотела заспорить, но поняла — бесполезно. С неприязнью сторонясь молча стоящего Буткина, она проскользнула мимо него.

Глянула на баррикаду. Савва стоял на том же месте, привалясь к брусьям, и так же после каждого выстрела толчками дергались его плечи.

— Саввушка! — крикнула снизу Вера.

Он не услышал. Вдавливал новую обойму патронов в магазинную коробку винтовки, а сам не отрывал глаз от окна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека сибирского романа

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза