Христианство. Католичество. Реформация

«не кальвинизм решил, что правительство должно искоренять все формы лжеучения и идолопоклонства, – отмечает проф. Кайпер. – Это восходит к Константину Великому и было реакцией на ужасные гонения, которым его языческие предшественники на имперском троне подвергли “секту назореев”. С тех дней такую систему защищали римские теологи и применяли все христианские государи» [121].

Таким образом, в случае со швейцарской Реформацией можно узреть черты прямой теократии, даже насилия. Более того, настроения теократии могут легко переплетаться с настроением толпы, что типично для средневековья.

(5) Продолжим наши исследования по вопросу сущности Реформации.

а) Если связывать Реформацию, например, со свободным доступом к печатному слову как неким «явлением демократии»[122], то и такому признаку можно уделить не самое первое место: открытие печатного станка Гуттенбергом просто «совпало» с эпохой церковной перестройки. Правда, Реформация охотно пользовалась плодами общего технического прогресса. Доступ к печатной информации можно рассматривать как явление среди других; но его не следует связывать с глубиной самой сути Реформации.

В итоге: и после Реформации в протестантских странах демократия была относительным явлением. Поощрялась монархия. Яркий пример тому мы видели в биографии Генриха VIII. Монархия в ряде случаев даже переросла в абсолютную монархию. На месте Римской католической курии она нередко руководила и всеми церковными вопросами – в Англии, Германии, скандинавских странах, в Прибалтике.

Отголоски такой монархии по образцу западных протестантских стран сказались и в России. Так, во время Петра I было упразднено патриаршество. С 1721 по 1917 имел место т. и. «синодальный период» в истории РПЦ с обер-прокурором (мирянином) во главе.

(6) К характерным чертам Реформации можно отнести и другие.

Многие связывают Реформацию с Библией, содержащей, по их мнению, «все необходимые ответы». Они полагают: все, что не написано в Библии, Реформация «упразднила». Таким образом, она снова дала возможность нам придерживаться «чистого» Евангелия.

Это верно, если говорить о Христе как единственной основе, как едином центре нашей веры. Он и Его правда Божия остается Тем, о Котором «свидетельствуют закон и пророки»[123]. Он – Основатель Нового Завета во Своей смерти, Крови и Воскресении – ради нас.

Иначе говоря, Он есть идейный, внутренний ДУХОВНЫЙ ПРИНЦИП всего Писания, «вчера и сегодня и во веки Тот же»[124].

Но как дела обстоят с Писанием как формальным принципом? Более того: как «единогласно» протестанты могут сегодня пользоваться Библией, сохраняя при этом свое церковное единство?![125]

Как правило, разные течения для обоснования своих взглядов указывают на разные места и разные «акценты» в той же одной для всех Библии. Такой библейский плюрализм начинается в ходе самой Реформации. Все реформаторы охотно и часто ссылались на Библию. Но они, имея в виду тот или другой вопрос, для обоснования своей точки зрения находили сугубо разные места и ссылки! Достаточно упомянуть диспут Цвингли с Лютером о присутствии Христа в Причастии.

Лютер, разделяя классическую точку зрения Католической церкви, слова «сие есть Тело Мое»[126] понимал прямо и буквально. Цвингли, позже и Кальвин, ссылаясь на Ии. 6:63, в свою очередь, полагали, что телесное присутствие Христа в Причастии не обязательно. Ибо Дух и так может соединять верующих с небесным и возвышенным Христом[127]. Как известно, встреча Цвингли в г. Марбурге с Лютером для возможного объединения усилий немецкой и швейцарской Реформации закончилась неудачей (1529 г.).

Другой пример разногласий на основе разных мест Писания можно привести в самом толковании такой важной для протестантизма категории как оправдания. Лютер, ссылаясь лишь на первую часть Послания к Римлянам, особенно на 1:17 и 3:28, говорил об «утешенной совести» оправданного. Цвингли и Кальвина, в свою очередь, интересовала вторая часть Послания апостола, начиная с 12-ой главы: как отношения людей, оправданных смертью Христа и Его воскресением, должны проявляться в практике жизни, в Церкви и обществе.

Как Лютер, так и Цвингли, а также Кальвин, в своих определениях ссылались на Писание. Они пользовались, так сказать, принципом sola scriptum («только Писание»). Но выводы нередко получались весьма разные.